Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Роман В. Волкова на русском названный «Операция "твердый знак"» во французском варианте носит имя «Le montage», а не «Le retournement» (это на самом деле другое его произведение). Жуткое стихотворение «Attis» написано Катуллом, а не Салюстием[662]. Коробят порою фонетические написания фамилий вроде Chvartz вместо Schwarz. Удивляет упоминание С. Мельгунова (крупного историка и политического деятеля) в форме «журналист Мельгунов». И курьезно написание Rurikovides, являющееся амальгамой русского «Рюриковичей» и общепринятого за границей Rurikides.

Нива несомненно любит Россию и желает ей добра. В числе людей, на которых он возлагает надежды в отношение ее будущего, он указывает молодых священников и приходских деятелей, трудящихся часто в провинциальной глуши. Однако он лишь мимоходом упоминает о направлении деревенщиков, и ни словом о столь замечательном писателе, как Солоухин! Уделяя куда больше внимания писателям значительно более слабым, но зато считающимся «прогрессивными».

Не будем требовать слишком многого от иностранца; он пытается понять нашу страну и наш народ; и если не всегда вполне достигает цели, следует быть ему благодарным за то, что он делает.

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Библиография», 12 апреля 2008, № 2841, с. 2.

Свет во мраке

Мы отмечали уже, по поводу работы Э. Бройде о Чехове, острую нужду для будущей России, да и сейчас для эмиграции и тех в СССР, кому заграничные издания доступны, в настоящей истории русской литературы. Увы, почти все ныне имеющееся засорено ошибочными идеями, с легкой руки дореволюционной левой интеллигенции и ее зарубежных эпигонов с одной стороны, и советских фальсификаторов с другой.

Ценным вкладом в дело является книга профессора В. Ильина[663] «Арфа Давида» (том 1, «Проза», Сан-Франциско, 1980). Написанная ученым с широким кругом знаний, – литературоведом, богословом, философом и музыковедом, – она, самое главное, составлена с национальных и религиозных позиций. Хотя, конечно, это еще не есть полный курс русской литературы, а лишь общий взгляд умного, глубоко образованного и одаренного верным художественным вкусом человека на историю нашей словесности вообще, иллюстрированной отдельными примерами из творчества ее наиболее выдающихся деятелей.

Труд Ильина построен на решительном отвержении материалистического и прогрессистского подхода, восторжествовавшего, к несчастью, в российской критике со времен Белинского. Оговоримся, что, разделяя вполне убийственные, – и особенно блестящие благодаря в высокой мере присущему автору чувству юмора, – нападки Ильина на Писарева, Чернышевского, Добролюбова и иже с ними, мы не думаем, чтобы он был прав, отказывая в таланте самому Белинскому. Неистовый Виссарион проделал за сравнительно недолгую жизнь длинную эволюцию налево, и под конец, действительно, дошел до безумных и ничем не оправдываемых поступков вроде знаменитого письма Гоголю. Но стоит перечитать его сочинения, чтобы убедиться, что многое у Пушкина, Лермонтова и других своих современников он сумел понять с большой проницательностью, не будучи никак лишен эстетического чувства.

Особо отметим специальное внимание, уделяемое в книге, струе, которая здесь именуется оккультно-мистической. О ней, в частности, комментируя рассказы Тургенева, Ильин констатирует: «Но если Чехов едва только коснулся "стихии чуждой, запредельной", то лучшие вещи Тургенева целиком погружены в эту стихию, а некоторые из них представляют настоящие поэтические откровения в этом роде, как, например, "Призраки", "Песнь торжествующей любви", "Клара Милич"».

Действительно, данная линия развития, к которой принадлежат перлы, как «Пиковая Дама» Пушкина, «Штосс» Лермонтова и «Портрет» Гоголя, продолжается до самой революции, отражаясь у Короленки (о каковом Ильин отзывается чересчур сурово) и Сологуба; и безусловно, ее надо бы было основательно исследовать (в «Арфе Давида» о ней высказано не очень много, но все, что есть, – подлинно глубокое и интересное).

Начиная с некоторых экскурсов в допетровскую письменность (в частности, касаясь любопытного «Сказания о Савве Грудцыне»), автор дает обзор прозы Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Достоевского, Толстого и Чехова, подробно останавливаясь на Гончарове.

Более своеобразны отрывки, посвященные сравнительно менее знакомым широкой публике литераторам, как Лесков, Ремизов, Розанов, Леонтьев и Андрей Белый. Оригинален и включенный сюда анализ стиля русских философов (В. Соловьева, о. Павла Флоренского). Последний раздел содержит восторженный (на наш вкус, даже чрезмерно!) отзыв о «Докторе Живаго» Пастернака.