Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

С ругани по адресу Синода и монархистов, Носик раз за разом перескакивает на атаки против своих врагов в России: Шафаревича, Солоухина, Белова. Ну, это – лай моськи на слонов. Ученый мирового значения и два выдающихся, пользующихся широким успехом писателя, наверное, просто проигнорируют инсинуации третьесортного публициста. Для него-то, – главное светило советской культурной жизни есть недоброй памяти Эйдельман. Но многие ли с ним согласятся?

Со специальной ненавистью рассказывается нам про инцидент, когда П. Н. Шабельский-Борк, стреляя в Милюкова, случайно убил Д. Набокова. Не станем одобрять покушение, но объясним его (так уж и непонятную Носику?) причину. Милюков являлся одним из главных устроителей февральской революции, соскользнувшей в октябрьскую, и, значит, – виновником всех неимоверных бедствий нашей родины. Между прочим, в конце жизни Милюков сделался правоверным советским патриотом (не закономерный ли путь?). А Шабельский-Борк… тот в конце жизни был сотрудником, – и блестящим! – нашей газеты, под псевдонимом Старый Кирибей. За одно уже это почтим его память, – и отвернемся с отвращением от болтаемых о нем ныне беспринципным борзописцем глупостей.

Процитируем вчистую лживую и лукавую фразу: «Интеллигенция, особенно левая, особенно революционная, хотя бы в прошлом, особенно либеральная, хотя бы и умеренно либеральная, была окружена в эмиграции кольцом ненависти». Ах, бедные! ах, страдальцы!.. На деле, эти левые как раз управляли всем, держали в руках деньги, связи с иностранными властями и партиями, регламентировали литературу, благотворительность, общественную жизнь… Увы! Так оно и по сегодня остается.

Отметим еще несколько курьезов и ляпсусов. Книга В. Волкова – русского, пишущего по-французски с большим успехом, – «Vladimir, le Soleil Rouge», это не роман (как думает Носик), а историческое исследование (мы его когда-то разбирали в «Нашей Стране»). Забавно его пристрастие к кинопостановщику Вадиму, одному из самых безнравственных развратителей публики на Западе. Преклонение перед блудодеем мысли Г. Федотовым – в порядке вещей: тот симпатизировал идее расчленения России, столь модной в наши дни.

Коснемся напоследок высказываний г-на Носика о русском языке. Он рассказывает, что, будучи в гостях у приятеля «недавнего русского эмигранта из третьей волны», обнаружил, что сынишка сего последнего совершенно не умеет говорить по-русски. Грустно, конечно… Но вот на той же странице (одной лишь странице!) под пером самого автора мы встречаем следующие выражения: пацанский кайф, заморская феня, русский треп – et j’en passe[717]… Воображает ли он, будто это русский (литературный) язык? Разуверим его: это – хулиганский жаргон. Если от такого языка дети сторонятся, то что ж: они и правы. А сохранение языка (Носик констатирует, что его дочь тоже по-русски говорить не умеет), оно, конечно, проблема. Но, именно на сей предмет, старая эмиграция, каковую он изучает, создала сеть молодежных организаций, функционирующих и поныне: витязи, РСХД, четверговые школы при церквях. Туда принимают всех. Что мешает г-ну Носику и его друзьям туда обратиться?

Как ни странно, наша новая эмиграция подобных затруднений не знала: в 4–5 семьях, которые я посещал, где были дети (теперь уже выросшие), они все свободно владели родной речью.

Нехорошо у автора с русским языком; а уж что до французского – сущий кошмар! Он уверяет, что французы при встрече его спрашивают: «Рюс бланш?» Ни один француз так не скажет. Разве что, если примет г-на Носика за женщину, во что трудно поверить (а впрочем, мы ведь не знаем, как он выглядит).

Написание названий французских улиц, учреждений и т. п., в данной книге таковы, что волосы встают дыбом: Монтань-Сан-Женевьев, вместо Монтань-Сент-Женевьев (что это за акцент: испанский? итальянский?); «Эдиторз реюни», блинкиз (тут, напротив, явно английский акцент). И так, – буквально на каждом шагу…

Опять же и с собственными именами скверно. Казем-Бек, почему-то многократно! – именуется Казим-Беком, Людендорф превращается в Лидендорфа, поминая графа Эстергази, автор пишет с большой буквы Граф Эстергази (считая, что это – часть фамилии?), даже генерала де Голля почему-то именует Де Голль (так пишут разве что голландские фамилии; да и то…).

Существует, вообще, своего рода лакмусовая бумажка: образованные люди передают по-русски французские артикли как ла и ле; необразованные – как ля и ле. Г-н Носик экзамена, определенно не выдерживает.

Что до его моральной физиономии, она нашим читателям уже известна. Сей хамелеон готов прославлять Россию или обливать помоями, – смотря только, где и когда он пишет. Дело привычное: Made in USSR.

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Библиография», 6 февраля 1993, № 2218, с. 2.

В тупике