Летом 2020 г., когда вся страна противостояла жестокости полиции, а движение Black Lives Matter («Жизни темнокожих имеют значение») бросило все силы на борьбу с расовой несправедливостью, Снайдер наконец решил присоединиться к тем, кто уже давно жил в XXI в., и согласился, что такое название уже не годится[299]
. Есть много способов стать лучше, и тащить человека на аркане к светлому будущему не идеальный вариант, но лучше, чем ничего. (Стоит упомянуть, что вскоре после принятия решения о смене названия в газете Washington Post появилась статья, разоблачающая тревожные слухи о сексуальных домогательствах представителей администрации команды, которая вылилась в полномасштабную антипиар-кампанию[300]. Хотя я уверен, что это просто совпадение.) Я предпочитаю сосредоточиться не на изощренной глупости, благодаря которой мы здесь, а на том облегчении и радости коренных народов и тех, кто их поддерживал, после того как они одержали победу в этой тяжелой битве. Это подтверждает наши слова оЭто была сложная глава. Все главы сложные. Размышления о подобных проблемах утомляют, особенно когда мы имеем в арсенале философские теории, сформированные за 2400 лет, и по-прежнему не можем найти окончательного решения. В такие моменты, как этот, мы слышим соблазнительный голос:
Итак… какое-то имеет?
Глава 11. Принимать этические решения сложно. А можно… не принимать их?
Вы наверняка слышали понятие «экзистенциализм» и наверняка его использовали неправильно. Есть риск, что любую унылую книгу, книгу о смерти или ту, где пространно описывается Европа, назовут «экзистенциальной», хотя на самом деле она таковой не является. Модное нынче слово «экзистенциальный» — одно из тех, которые используют, когда на самом деле имеют в виду что-то простое.
Думаю, нельзя винить людей за неправильное употребление этого слова, поскольку экзистенциалистское творчество, наиболее тесно связанное с философским и литературным движением во Франции середины ХХ в., как известно, трудно понять. Но в его текстах, под тысячей слоев дыма сигарет Gauloises и галльской смеси страха и тоски, скрыт новый взгляд на принятие этических решений. Он обходит стороной многое из того, что мы уже обсуждали, и призывает нас быть хорошими довольно драматичным (и, да, отчасти мрачным) способом.
Экзистенциализм в сильно упрощенной форме предполагает следующее: человеческое существование абсурдно. Нет «высшей силы», божества или смысла за пределами факта существования человека, и это состояние наполняет нас страхом и тревогой. Общая цель движения (детали варьируются у разных авторов) состояла в том, чтобы понять, что мы можем сделать перед лицом абсурда, страха и тревоги. Даже в период своего расцвета экзистенциализм во многом неправильно понимали и критиковали. 29 октября 1945 г. французский экзистенциалист Жан-Поль Сартр попытался прояснить ситуацию, произнеся в Париже речь под названием «Экзистенциализм — это гуманизм». Само название должно было удивить людей — как это
Сартр пытался развеять непонимание термина «экзистенциализм». Он хотел, чтобы люди перестали неправильно его использовать[301]
, [302]. Он говорил, никуда не подсматривая (уже поразительно), а выглядел как адвокат, выступающий с заключительным словом от имени клиента. Он (буквально) защищался, но по уважительной причине: многих он сводил с ума своими трудами. Как пишет Арлетт Элькаим-Сартр (его приемная дочь, а иногда и переводчик) в предисловии к французскому изданию 1996 г.: