Мифы об идеальном человеке. Каверзные моральные дилеммы для самопознания

Но — и это довольно сложный момент — когда мы делаем выбор, на самом деле мы делаем его для всех[308] людей[309]. Вот так. Попробуйте уместить это в своей голове. Когда мы решаем что-то сделать, говорит Сартр, мы создаем образ человека таким, каким он должен быть, который затем все рассмотрят и тоже будут воспринимать его таким. Здесь Сартр странным образом сходится с Кантом, потому что хочет, чтобы мы спросили себя: «Что произойдет, если все будут делать то же, что и я?»[310] Он хочет, чтобы мы определяли нашу мораль и при этом сформулировали ее для всех остальных. Кажется, здесь возникает противоречие: нет Бога, нет «смысла» во Вселенной, нет руководства к действию, каждый может делать все что хочет… но этот выбор должен служить моделью для всех? Тогда возникает вопрос: не будет ли представление о себе как о модели для других противоречить идее о том, что каждый делает выбор сам, не следуя внешнему руководству или своду правил? Но не волнуйтесь, есть веская причина, по которой нам кажется, что здесь есть противоречие: здесь есть противоречие. Честно говоря, немного непонятно, как Сартр придерживается всех этих идей одновременно или зачем ему это нужно. Он и вправду поддерживал коммунистов в послевоенной Европе, так что, может быть, его политические убеждения немного просочились и сюда, когда он пытался найти способ связать людей друг с другом? Я знаю одно: люди писали об этом противоречии в течение семидесяти лет, поэтому все разногласия, о которых я говорю в этом абзаце, очень… тонкие.

Теперь вы наверняка думаете: «Вы сказали мне, что нет Бога и никакого “смысла” в нашем существовании, у нас есть только наш собственный выбор, и теперь вы говорите мне делать выбор, который формирует модель поведения всего человечества? Тут меня подташнивает, чувак»[311]. Да, в этом-то все и дело. На самом деле Сартр признаёт, что это особое человеческое состояние наполняет нас страданием, «таким, которое испытывают все, кто несет ответственность». Он знает, как трудно быть человеком на Земле в описываемых им обстоятельствах, и отказывается избавить нас от неприятностей. Жизнь — боль. Добро пожаловать в экзистенциализм!

И все же, несмотря на все предполагаемые мучения, Сартр верил в экзистенциализм и считал, что ни одна доктрина не может считаться более оптимистичной[312].

Фирменный стиль Сартра предполагает посыл «все, что я говорю, немного пугает, даже когда я стараюсь вас успокоить». Основная идея звучит так: «Человек обречен быть свободным»[313]. У нас нет опоры, или «причин» делать то, что мы выбираем, за исключением того, что это наш выбор. (И я знаю, о чем вы думаете: а что, если я просто ничего не выберу? Не вариант. «Если я решу не делать выбор, это все равно будет мой выбор»[314], — говорит он[315].) Самое «оптимистичное» в этом состоянии для Сартра то, что «судьба человека заключена в нем самом»[316]. Если мы согласимся, что все, что мы представляем собой, — это наш выбор, мы будем вынуждены свободно выбирать что захотим и когда захотим. У нас нет другого выбора, другого выхода из хаоса, полного страданий. Благодаря этому экзистенциалистов считают супервеселыми на вечеринках. Правдивая история. Наш Тодд Мэй на своей шкуре ощутил жесткий экзистенциализм во время учебы в колледже. Всем, кто задавал ему вопросы, он отвечал: «Я выбираю…» — каким бы ни был ответ. Если бы ему сказали: «Сегодня вечером у нас в общежитии вечеринка, хочешь пойти?» — Тодд ответил бы: «Я выбираю не идти на твою вечеринку». Тодд женат уже много лет, у него трое взрослых детей, и когда я услышал эту историю, то удивился, как все это возможно.

В речи 1945 г. Сартр рассказывает историю о бывшем студенте, молодом человеке, живущем с матерью[317]. Его отец был пособником нацистов, что позорило мать, а старшего брата уже убили на войне. Молодому человеку нужно было решить, уйти ли из дома, присоединиться к борцам за свободу в Англии, пытаясь отомстить за смерть брата, или остаться и заботиться о матери, которой уже и так досталось. Парень знал, что его могут убить задолго до того, как он прибудет в Англию. При этом он понимал, что остаться дома означало не бороться за дело, в которое он верил, и не мстить за смерть брата. Вот такая закавыка в духе Второй мировой войны. Сартр хочет сказать, что ничто не может «помочь» молодому человеку сделать выбор. Нет ни одного оракула, с которым можно посоветоваться, ни одного правила Канта, ни теории морали, ни чего-то еще, к чему можно обратиться с таким трудным решением. Есть только его решение, и это только его решение, каким бы оно ни было. Так что он должен принять его и владеть им, вместо того чтобы полагаться на Библию, или читать Дж. Милля, или консультироваться с экстрасенсом на ярмарке.