Они поспешили к морю и отплыли на восток, к земле Атафу [288]. Первой землей, которой они достигли, был остров Лулуту [289]. Остров этот был плоский, начисто лишенный гор или холмов. Остров был совершенно пустынным, никто на нем не жил.
Брат и сестра подплыли к острову, достигли рифа и решили покататься по волнам на доске. А там уже появился до них один человек. Звали его Лии. Он тоже решил покататься по волнам. Напуганный жестокостью Солнца, пожиравшего людей, он, как Луа и Уи, покинул свой родной край и тоже направлялся на остров Афату. Оставляя родную землю, он взял с собой птицу и морскую раковину панеа [290]. Птица, плывшая с ним, так и называлась — птица Лии, ману-а-лии [291]: она плыла вместе с этим самым Лии, и, значит, имя его должно было запечатлеться в ее имени.
Оба эти создания, птица и раковина, оставались ждать Лии в открытом море. Отверстие раковины было обращено на восток, а оттуда как раз в это время дул ветер. Ветер залетал в отверстие раковины и гудел там — раковина словно звала кого-то или пела. И птица пела вместе с ней, тоже как бы призывая кого-то.
Лии скользил по волнам на доске и даже выходил на берег острова, а оба его подопечных завывали, звали его из открытого моря. В это самое время и подплыли туда брат с сестрой, Луа и Уи. Подплывая к острову, они оказались как раз на том месте, где оставались ждать подопечные Лии — птица ману-а-лии и раковина панеа. Брат с сестрой решили взять их себе. Пока знатный хозяин птицы и раковины носился по волнам, ни о чем не подозревая и ничего не замечая, Луа и Уи успели похитить то, что ему принадлежало.
Брат с сестрой поплыли дальше на восток и добрались до Мануа, оказавшись у берега местности Сауа [292]. Они достигли рифа, и там не стало Луа, а вместе с ним исчезла и поющая раковина панеа, украденная им у Лии. Что же до его сестры, то она благополучно достигла берега, а с нею — и украденная птица ману-а-лии. Оказавшись на суше, птица пустилась прочь и скрылась в зарослях деревьев. А Уи родила там, на берегу.
Когда она родила, к ней прилетела птица тули [293] и сказала:
— Пусть у твоего ребенка будет что-нибудь с моим именем.
Так в названиях частей тела появилось имя птицы: туливаэ — колено, тулилима — локоть, тулиулу [294] — затылок.
Улетела птица тули, а тут прилетела другая птица — мити. Она стала облизывать нос младенца. Вот откуда пошла поговорка, которую всегда произносят при рождении ребенка: "Пусть будет облизан его нос!" [295]. А с тех пор и осталось имя той птицы, которая облизывала нос новорожденного, — мити [296].
А мать с ребенком отправилась затем в заросли кокосовых пальм: там был поставлен их дом. С тех пор и появилась в местности Сауа деревня Фале-ниу [297], именно там был поставлен дом Уи и ее ребенка.
Уи назвала ребенка Тацгалоа-ауи — так, как приказано было Солнцем; ведь покидая ее, Солнце сказало: "Назови ребенка именем Тангалоа [298]".
Мать с сыном прожили там немало времени, но вот — о горе! Уи умерла. После ее смерти Тангалоа отправился на поиски мест, где жили бы какие-нибудь люди. Стал он бродить по местности Сауа. Дорога, приведшая его в дремучий лес, оказалась очень тяжелой: ему все время приходилось продираться сквозь густые заросли, нащупывая свой путь в них. Шел он, шел и наконец набрел на какой-то дом[299]. Дом этот стоял над бегущим ручьем. В доме оказалось двое детей. Тангалоа спросил их:
— Мальчики, чьи вы?
— Мы дети Пава[300], — отвечали они.
Тогда Тангалоа вошел в дом и сказал:
— Мальчики, один из вас должен пойти к отцу и привести его сюда. Доложите ему, что в доме появился гость.
Один из мальчиков тут же отправился к Пава и сказал ему:
— Знатный гость, посетивший наш дом, велит тебе прийти.
— Ступай и скажи, что я сейчас буду, — приказал Пава сыну, и мальчик поспешил обратно.
Пава же еще не знал, кто появился у него в доме.
Мальчик вернулся к себе и сказал:
— Отец еще там, но скоро придет сюда.
Тангалоа решил тем временем пойти искупаться. И как раз когда он пошел купаться, Пава у себя на участке в глубине острова принялся рвать листья таро. Нарвав множество листьев, он весь завернулся в них, так что его самого уже не было видно, — получился огромный сверток из листьев таро. В таком вот виде он пустился вниз, по течению того самого ручья, в котором купался Тангалоа. Вскоре Тангалоа увидел, что к нему по воде плывет огромный сверток — множество накрученных друг на друга листьев таро. Дав свертку подплыть совсем близко, Тангалоа-ауи бросился разворачивать его. И тут из листьев выскочил Пава и давай смеяться над Тангалоа!
Тангалоа же было совсем не до смеха. Так и не искупавшись, он вышел из воды; было видно, что он разгневан. Обращаясь к Пава, он произнес следующие слова, которые звучали как песня, сопровождающая танец [301]:
— Скверный человек Пава, раз он так испытывает пришедших к нему!
На это Пава сказал:
— Смягчись, не гневайся больше. Прошу тебя, входи в мой дом, располагайся там. А я пойду пока поищу каву.