Миг единый

Он говорил много и о разном, но как-то все сводилось в конце концов к одному требованию: устранить — и немедленно — недостатки, которые он обнаружил при очередном объезде завода. Сначала Юрий Петрович думал, что вся эта бесполезная говорильня нужна Родыгину для того, чтобы прощупать командный состав завода. Но потом убедился: это его метод вести дела. Это поразило его, но, поразмыслив, он понял, в чем тут дело. До Лебеднева Семен Семенович был директором небольшого завода под Свердловском. Там цехов-то пять-шесть, и собрать всех начальников на планерку ничего не стоит, но здесь… Юрий Петрович попытался выступить и объяснить Родыгину: цехи здесь огромные, каждый — как завод, подобный тому уральскому, где прежде работал Родыгин, каждый на хозрасчете и обладает большой самостоятельностью. Видимо, он не сумел внятно изложить свои мысли. Во всяком случае, его никто не поддержал, а Родыгин смотрел на него с усмешкой: «Ну зачем ты меня учишь?» И когда заключал совещание, резко ответил Юрию Петровичу: мол, прежде чем критиковать директора, надо самому у себя в цехе навести порядок, а то, как ему известно, там вводятся сомнительные новшества. Родыгин вел себя уверенно, может быть, потому, что тот уральский завод, которым он прежде руководил, в системе таких же заводов шел первым, и Родыгин получил за это немало наград. Его методы руководства были им проверены, обкатаны, они приносили ему успех, и он не сомневался, что и на Лебедневском заводе он все приведет в нужный порядок.

Но до сих пор Родыгин созывал начальников цехов в конце дня, а тут вдруг утренний вызов…

Юрий Петрович нажал кнопку обратной связи директорского селектора, но ему сказали, что директор говорить с ним сейчас не может.

«Передайте Семену Семеновичу, что смогу прибыть через два часа».

Прошло несколько минут, и включился сам Родыгин:

«Товарищ Полукаров, разве вы не знаете, что вызов директора обязателен для начальника цеха?» Тон был веселый, но глубже чувствовалась ледяная струйка крайнего недовольства.

Юрий Петрович объяснил, что в цехе сейчас все ждут переклички, откладывать ее он не может.

«Что же вы, не доверяете своему заместителю?»

Тут Родыгин был прав. Заместитель у Юрия Петровича был. Геннадий Васильевич Пуща — тридцатидвухлетний красавец с рыжеватой бородкой клинышком, лихими усами, не признающий во все времена года никакой, иной одежды, кроме джинсового костюма, всеобщий любимец, балагур и анекдотчик. Перекличку Юрий Петрович ему не доверял, на Пуще лежали другие обязанности: он проводил приемы, разбирал заявления рабочих, инженеров, и делал это с удовольствием, легко и приятно. Сам Юрий Петрович тяжело сходился с людьми, прекрасно понимал это, а у начальника цеха, кроме производства, было еще такое количество обязанностей, что в них легко можно было утонуть: рассмотрение всяческих жалоб, распределение квартир, мест в детских садах и яслях, участие в различных общественных мероприятиях, и конечно же такой «обаяшка», как Пуща, был сущей находкой для Юрия Петровича. Но объяснить все это Родыгину он не мог и только ответил твердо:

«Я буду у вас после переклички».

Ехать в заводоуправление Полукарову не пришлось. Родыгин сам прибыл в цех, прошел легкой походкой через операторский зал и вошел в конторку — темнолицый, с русыми рассыпчатыми волосами и насмешливым взглядом. Юрий Петрович говорил по селектору.

«Может быть, изволите поздороваться с директором, товарищ Полукаров?»

Микрофон был включен, и голос Родыгина разнесся по всему цеху. Юрий Петрович нажал кнопку выключения, поздоровался, попросил Родыгина сесть и продолжил перекличку…

«Не цех, а контора банка, — кивнул Родыгин на операторский зал: — Почему провели перестройку без разрешения дирекции?»

«Было такое разрешение… Кривцов все знал».

«Кривцова давно нет. Попрошу показать цех…»

Пришлось вести директора по цеху. Родыгин шел своей легкой походкой, «парящей», как называл эту походку Пуща, то и дело вскидывая голову, и его русые волосы скобками ложились на лоб. Каску Родыгин не надевал, хотя от других требовал, чтобы обязательно носили. Шел он по цеху весело, то и дело подходил то к одному рабочему, то к другому, пожимал им руки, улыбался, о чем-то спрашивал, и, хотя вопросы были необязательными, Полукаров видел, что всем нравятся его простота и приветливость.

На следующий день Юрий Петрович пришел к Родыгину с докладом. И началось… В цехе всегда можно было найти какие-нибудь неполадки: то в бытовках грязно, не хватает мыла и полотенец, то не сдана какая-нибудь отчетность, хотя тут у Юрия Петровича был налажен хороший контроль, но ведь все бывает, все можно найти, если захотеть, да еще в период перестройки. Они катали трансформаторную сталь и автолист, шли с перевыполнением, и вдруг наступила полоса простоев — цех горячего проката не мог угнаться за их темпами. И, это вписалось в строку. И заклубилось недовольство, и уже нельзя было отличить придирок от разумных требований, истину от демагогии. Суета сует…