Миг единый

«Ты у меня странный человек: тебя всегда что-нибудь не устраивает», — Леля говорила это беззлобно, но с оттенком недоброжелательства. Когда она сказала об этом впервые, он просто не придал значения, потом Леля повторила эту фразу несколько раз, и он подумал: «А что же, пожалуй, она права». Вообще-то Леля нет-нет да обескураживала его каким-нибудь неожиданным замечанием. Совсем недавно вдруг сказала:

«А я ведь не за такого выходила. Тот был совсем другой».

Он решил отшутиться:

«Этот хуже?»

«Не хуже, не лучше. Просто другой».

Сам он в себе не чувствовал перемен, да и не задумывался, произошли ли они в нем. Но после Лелиных слов представил себя мальчишкой-инженером, который только что получил диплом, а вместе с ним и назначение на Лебедневский завод, и подумал: а ведь и на самом деле за минувшие десять лет многое в нем переменилось. Уж очень сильный рывок сделал он за это время. Сам-то он не прилагал особых усилий, чтобы обеспечить себе карьеру, скорее всего удача сопутствовала ему заслуженно, потому что каждый шаг вперед был как бы итогом его самозабвенной работы, куда он вкладывал себя до такой степени, что почти весь растворялся в деле. Леля это понимала, Леля объясняла: «Это и есть твой характер»… И вот что интересно: Ральф Шредер, представитель фирмы ГДР, поставлявшей им оборудование, говорил Юрию Петровичу, что эта-то черта характера больше всего нравится ему. «Это чудесно, как вы умеете полностью отдаваться делу», — говорил полный, румянощекий Шредер, приятно улыбаясь. Он вообще считал: человек, которому кажется, что он во имя работы жертвует личными удобствами, должен бороться с собой, как он борется с конкурентами, и такой человек вряд ли достигнет высоких должностей. Именно поэтому подобные типчики скулят на закате карьеры: «Я отдал лучшие годы нашей организации, а во главе ее поставили сопляка…» Идеалом для Шредера был работник, который без всякой жертвенности, а в силу потребности отдает делу столько часов, дней, недель, сколько необходимо, и при этом не задумывается, как бы ему повеселее провести время; он был уверен, что это именно тот работник, который достигнет поста руководителя, и, говоря об этом, Шредер добавлял: «Руководящий пост никогда не является наградой за самопожертвование». Юрий Петрович рассказал об этом Леле, она ответила категорично: «А я считаю: если человек чувствует, что он жертвует своим личным во имя дела, — это благородней. И это по-русски…» Юрия Петровича Леля не убедила: в словах Шредера он нашел для себя объяснение — каким должен быть тот, которому доверено направлять работу и усилия многих людей. Сколько раз он читал и слышал еще на институтской скамье, даже в школе: настоящий организатор жертвует своим личным ради дела, и это считалось высшим из достоинств. Нет, ничем он не должен жертвовать, не жертвовать надо, а утверждать себя в организации, и тогда эта организация станет отражением его личных способностей, если, конечно, они у него есть. И чем выше эти способности, тем ярче организация. Вот в чем смысл самоутверждения.

Так он начал размышлять, когда стал начальником цеха, но еще до этого он искал, в чем может проявить себя, с первого же дня работы стал искать, как только они с Лелей приехали в Лебеднево. «Вот здесь мы и начнем», — сказал он, как только они сошли с поезда на платформу старенького вокзала с пузатыми колоннами ядовито-желтого цвета, и Леля сказала:

«Какая безвкусица! Куда мы приехали?»

«На станцию своего назначения», — ответил он.

У них и багажа-то было: старый, еще отцовский чемодан и тюк. Они сели в дребезжащий, разболтанный трамвай и ехали долго, сначала кривыми улицами с грязными заборами, мимо пыльной сирени и разросшихся тополей, потом через длинный мост, за которым клубились многоцветные дымы завода… Их поселили в общежитии — деревянном двухэтажном доме, дали комнату как семейным специалистам. Жить в этом общежитии было трудно. По вечерам дом гудел от пьяной гульбы, а утром в коридорах пахло кислым табачным дымом и мочой. Потом дом этот снесли, а на его месте разбили сквер; общежитие, и не одно, построили в другом конце города. Впрочем, ему было все равно, где жить. Его сразу захватил цех — огромный, почти с километр длиной, с широкими пролетами и стеклянной крышей. Он влюбился в него с первого взгляда, и все, что не имело прямого отношения к предмету его влюбленности, перестало занимать его. Юрий Петрович попал в самую горячку: цех строили, чтобы он катал холодным способом трансформаторную сталь. Тут дело было вот в чем: почти все зарубежные фирмы отказали нам в поставках трансформаторной стали. Удар был нанесен чувствительный, потому что именно в это время строились мощные электростанции, развивались новые отрасли промышленности, и без трансформаторной стали нельзя было сделать и шагу. Вот почему так быстро построили этот цех. Когда вошел в него инженером по оборудованию Юрий Петрович, цех еще ни одной тонны трансформаторной стали не дал, и весь завод с напряжением ждал, когда же это наконец случится.