Миг столкновения

Обывательское какое слово – «разрыв». Я совсем не так насчет отношений понимаю и насчет их быстротечности. Вздыхаю. Мне совершенно не интересно тратить драгоценное время на объяснение, кто мы теперь друг другу. Впрочем, может, Джонас ждет этого объяснения, а я хочу ему все дать, все – кроме себя. Себя я себе оставлю.

– Нас будут двенадцать часов разделять. Не представляю, как при этом можно оставаться парой.

– Но мы могли бы… сообщения писать друг другу. И в гости летать.

Джонас поднимает взгляд, изучает мою реакцию.

Крепко зажмуриваюсь. Видеться с Джонасом Дэниэлсом от случая к случаю, на бегу? Не прокатит. Он, допустим, прилетит в Сиэтл на студенческую конференцию, мы с ним по-будничному зависнем в кафе, как будто никогда в нас страсть не пылала. Нет, невозможно. Потому что я буду только об одном думать: как бы упасть в его объятия. А ведь в наше лето все равно не упадешь. Слишком больно. Слишком.

Вдобавок в его жизни будут и другие девушки. Общение с ними не пройдет бесследно. Каждая хоть чуточку, да изменит Джонаса. И эти изменения отдалят его от меня. Придется каждое такое изменение преодолевать, перебираться по камушкам, как через лужу. А Джонас мне нужен весь целиком. Пусть у него будет приключение в жизни. Пусть оно будет и у меня.

Что касается сообщений – Господь свидетель, от них толку ноль.

– Ох, Джонас. Ты, мой милый, – корни древесные. Я – облака небесные. Мы всегда будем любить друг друга, но на расстоянии.

Я ждала улыбки, а у Джонаса вид, словно его ударили. Поэтому говорю прямо:

– Пойми, мне нужно разобраться в своей жизни.

– Знаю. Это правильно. Разбирайся. А я бы тебя поддерживал…

– Конечно, поддерживал бы. Только я должна это сделать без спешки. Постепенно. Ты бы на меня не давил, это верно, да вот в чем беда – я бы сама на себя давила. Если бы мы стали планировать поездки друг к другу, я бы стремилась показаться лучше, чем успела стать.

Джонас открывает рот, но не успевает произнести ни слова. Я меняю позу. У Джонаса колени согнуты, и я закидываю ноги поперек его тела и тоже сгибаю колени. Вот так и будем сидеть с ним – крест-накрест. На эту возню уходит минута – мешает перевязь, мешает боль в сломанных ребрах, пронзающая весь бок. Наконец я уселась. Смотрю в карие глаза Джонаса. В них, в этих глазах, плавится моя решимость. Наши волосы треплет ветер. По спине бегут мурашки, потому что я представила, как мы выглядим с большого расстояния – два семечка-парашютика на утесе; фоном – океан и звезды. В смысле, бывают и похуже места, чтобы чужое сердце разбить. Да и свое собственное тоже.

Мы нашли друг друга, потому что так хотели Небеса. Значит, обстановка для разбивания сердец такая и должна быть.

– Знаешь, Джонас, может, мы с тобой были две планеты. Умирающие планеты, сошедшие с орбит. – Правой ладонью глажу Джонаса по щеке, жалею, что не могу взять его лицо обеими руками. – Во тьме нас несло друг к другу, и в миг столкновения удар получился такой сильный, что вернул каждого из нас на свою орбиту. Поэтому теперь мы должны… должны там и оставаться. Следовать каждый своим путем. Для этого ведь все и случилось.

– Грустная перспектива.

Джонас кроит самоуничижительную улыбку.

Сердце колотится о ребра, вопит: «Предательница! Предательница!»

– Ну да, немножко грустная.

Джонас заправляет мне за ухо выбившуюся прядь. Улыбка не может скрыть сердечной боли. Она, его боль, почти осязаема.

– Может, Вив, когда-нибудь мы…

Тянусь к нему, касаюсь губами его губ. Джонас пахнет собой – шампунем, орегано и всем, что я хочу удержать навсегда, хотя и знаю: не получится.

– Да, Джонас. Когда-нибудь – да.

Прижимаемся лбами друг к другу, сидим так. Джонас Дэниэлс, мой сладкий мальчик с темными вихрами, в штанах цвета хаки, с раненым сердцем; сколько нужного дал он мне. А его чудесная, шумная семья дала то, что мне и не снилось, – потребность в такой любви. Может, когда я вырасту, я влюблюсь и нарожаю полдюжины детишек. Или куплю домик, поставлю в столовой большущий стол со скамьями, и друзья станут приходить ко мне, и мы будем пить вино и смеяться – несмотря ни на что.

До сих пор я зацикливалась на вещах. То палитру мне подавай, то дорогие ткани, то звездный небосвод, и танцы на пуантах, и запах жасмина. Но всегда – всегда! – я воображала себя либо в одиночестве, либо влюбленной, причем какие только человеческие типажи в моих фантазиях не фигурировали! Сейчас я начала мечтать о постоянных отношениях. О друзьях на всю жизнь, чтобы я в их преданности не сомневалась, чтобы они меня всякую любили – как Джонас. Да, я этого хочу, а у меня – выжженная земля. Руби с Амалой я люблю слишком сильно – значит, попытаюсь вспахать и засеять эту землю.

А еще у меня есть бонсайчик – японский клен; и я видела: упорядоченная жизнь хороша, как ухоженный сад. Только я никак не решу, куда в этом саду пристроить отношения с Джонасом.

– Вот что, Джонас.