Отвечать на вопросы он стал неохотно, не молил о пощаде — на что втайне рассчитывал князь, — смотрел на всех вызывающе, словно буравил насквозь своим темным глазом. Михаилу Ярославичу, восседавшему в седле, порой казалось, что Кузьма и на него смотрит свысока. Предводитель разбойников был выше многих его дружинников, хоть в дружине у князя были все воины как на подбор — статные, высокие, и силой никто из них тоже не был обижен.
Разговор явно не клеился, допроса не получилось. Это стало ясно и посаднику, а потому он предложил:
— Раз упорствует, нечего с ним тут время зря терять, довезем до Москвы, а там мастера язык ему быстро развяжут, а ежели и там упорствовать будет, как ты и собирался, на кол ирода посадим, чтобы другим неповадно было.
Князь еще раз исподлобья посмотрел на Кузьку, повернувшего косматую голову в сторону леса, и сказал твердо:
— Так тому и быть! Собирай, сотник, людей, выступаем!
Однако прежде чем во главе отряда отправиться в обратный путь, князь остановил вороного у разношерстной группы.
— Я, князь московский, в город свой вас веду, там разбираться будем, кто в чем виновен. Каждый по заслугам своим получит, — оглядев притихших бродней, сказал он громко, — ежели на ком крови нет и кого грех невелик, тот вину сможет работой искупить. Строится Москва. Есть где руки делом занять!
Василько, мигом очутившись рядом с князем, что-то сказал ему на ухо, и дружинники, давно ожидавшие княжеского приказа, быстро заняли свои места в походном строю. Правда, теперь некоторым из них выпала доля сопровождать плененных бродней, другим надо было вести в поводу захваченных у них лошадей. Третьим предстояло проделать обратный путь до города, взгромоздившись на мешки с зерном. Аким, пересчитав сани, припрятанные грабителями в леске за избушками, был несказанно обрадован — не хватало лишь одних — и строго настрого предупредил, чтобы дружинники, не дай Бог, не заснули в дороге, пообещав, что сам лично будет проверять их.
— До метели бы добраться, — глядя на небо, сказал посадник.
— Не успеем, — хмуро ответил Потап, — но вот до темноты выйти к большой дороге — это, пожалуй, еще сможем.
Василий Алексич согласно кивнул и, с трудом взгромоздившись на коня, присоединился к дружинникам, направившимся к лесу, к хорошо видной широкой тропе, по которой отряд князя добирался до логова бродней.
Вскоре отряд растянулся по лесу. Князь ехал где-то далеко впереди. Оттуда иногда доносился громкий хохот, и приотставший посадник тогда тоже улыбался, понимая, что у князя сегодня есть хороший повод для радости. Василий Алексич, как и все, был рад поимке разбойников, но в этом небольшом походе неожиданно понял, что ему — как ни горько признаться — уже трудно во всем быть на равных с молодыми боярами, окружающими князя.
Посадник все так же устало покачивался в седле, переговаривался с Акимом, который часто посматривал назад, чтобы увидеть, не отстают ли отбитые у бродней сани с зерном, когда мимо проскакал один из тех дружинников, что двигались в хвосте отряда, подгоняя пеших пленных. Поравнявшись с посадником, он на мгновение придержал коня и на ходу сообщил: «Бродни еле ползут! С ними и до утра не дойдем!» Посадник понимающе кивнул, а дружинник тем временем уже мелькал где-то впереди. «Что ж теперь делать, не оставлять же их под охраной в лесу? — задумался посадник. — И верхом нельзя, хоть и кони есть. Вот ведь обуза!»
Он еще провожал взглядом гонца, когда где-то сзади послышался странный шум, и через мгновение раздались крики. Не раздумывая развернув коня, посадник тут же и погнал его рысью, на ходу доставая меч из ножен. Чутье не подвело старого воина. Быстро миновав остановившиеся на тропе сани и опередив дружинников, которые, побросав вожжи, спешили в том же направлении, что и он, Василий Алексич увидел на снегу распластанное тело княжеского дружинника, g нескольких шагах от него пытался подняться с земли тот самый отрок, которого Тихон утром обучал секретам своего мастерства. Отступив к заснеженным елям, несколько бродней с ужасом в глазах наблюдали за тем, как пытаются скрыться в молодом ельнике их товарищи, за которыми с обнаженными мечами пробираются дружинники.
— Эй, Коста, поспешай! Али свобода не дорога? — раздался хриплый голос.
Посадник закрутил головой, пытаясь определить, откуда он доносится, успел заметить, как шелохнулись в стороне склонившиеся до самой земли еловые лапы, и направил туда коня.
— Ну, как знаешь! Прощевай, Коста! — донеслось от высокой ели, к которой спешил посадник. Однако достичь ее ему было не суждено.
Что-то острое пронзило плечо, все помутнело перед глазами, и посадник, выронив меч, ткнулся лицом в черную жесткую гриву.