Олалья. Не смейтесь над бедной девушкой. Он благородный сеньор, рыцарь, а я – простая прислуга.
Сервантес. Все понятно.
Олалья
Санчо. Доброе утро, ваша милость…
Сервантес. Что с тобой?
Санчо. Лучше не спрашивайте! Дурными словами выражаться не хочется, а обычными не обойтись… Как же я устал!
Олалья. С чего же ты так устал?
Санчо. Вчера весь день с его милостью свиней гоняли.
Сервантес. Это еще зачем?
Санчо. Госпожа Дульсинея велели. Это, говорит, не свиньи, а враги отечества, которые колдовским образом в свиней вселились. Если, говорит, не перебить, непременно свергнут его величество короля.
Сервантес. Но Дон Кихот в колдовство не верит.
Санчо. В колдовство – нет, а во врагов отечества – обязательно.
Сервантес. Знай же, Санчо, что спасителей отечества больше, чем его врагов. И они гораздо опаснее.
Санчо. Ваша милость, мы – люди простые, что велят, то и делаем. Говорят бить врагов отечества, мы бьем врагов. Скажут бить спасителей отечества – мы и их отдубасим.
Сервантес. Что нам думать о врагах отечества, у нас своих врагов полно.
Санчо. Кто же они?
Сервантес. Разные угрюмые недоумки.
Санчо. Я полагаю, это все зависит от характера. Ваши враги – угрюмые недоумки, мои – недоумки веселые.
Сервантес. Где нынче Дон Кихот?
Санчо. Охраняет сон ее высочества.
Сервантес. Внутри или снаружи?
Санчо
Сервантес. Это ты к чему?
Санчо. Это я к тому, что не след вашей милости оскорблять госпожу Дульсинею.
Олалья. Да никакая она не Дульсинея. Она – Доротея, жена маркиза Теодоро Кастильского.
Санчо. Мы люди маленькие. Как нам велено, так и говорим.
Олалья. Вранье это все!
Сервантес. Да уж, Санчо. А ведь господин твой поклялся бороться за правду.
Санчо. Мы, пока за правду боролись, одни тумаки и колотушки видели. А как стали служить ее светлости Дульсинее
Сервантес. Санчо, друг мой, не знал, что деньги для тебя важнее всего.
Санчо. А что же для меня важнее денег, будь они неладны?
Сервантес. Верность хозяину. Приключения. Служение добру.
Санчо. Ох, сеньор, у меня от этого служения до сих пор синяки по всему телу. Нет, уж лучше тихо гонять свиней… в смысле, врагов отечества. А что касаемо денег, то они или на уме или в кошельке… Когда их нет в кошельке, они поневоле на ум приходят.
Сервантес. Похоже, времена меняются. Прежде рыцари ходили в бой с копьем и щитом. Теперь – с бухгалтерской книгой.
Олалья
Сервантес. Я пытался. Он не слушает.
Санчо. Он, сеньор, никого слушать не будет. Потому как первое дело для рыцаря – служение прекрасной даме…
Олалья. Злобной, бессердечной ведьме!
Дон Кихот
Санчо. Не я, сударь!
Дон Кихот. Ибо известно и доказано наукой, что нет ни ведьм, ни колдунов, ни великанов, ни карликов, но лишь моя божественная повелительница Дульсинея Тобосская.
Дон Кихот. Олалья, ты что-то уронила?
Олалья. Нет, ваша милость. Это вы что-то уронили.
Дон Кихот
Олалья. Честь вашу и достоинство – вот что!
Дон Кихот. О чем ты говоришь, глупая девчонка?
Олалья. О том, что вас водят за нос.
Дон Кихот. О, невыразимая красота! Позволь мне упасть во прах у ног твоих, и я почту это величайшей честью, которой когда-либо удостаивался смертный.
Дульсинея. Встань, сеньор рыцарь! Ты, храбрейший из ныне живущих, уже столько раз доказывал мне свою преданность. Готов ли ты пойти ради меня на новый подвиг?
Дон Кихот. Не только готов, но и жажду этого всеми силами моей души!
Олалья