Михаил Коцюбинский

Коцюбинский подтрунивал над приятелем. Ведь и в редакции «Земского сборника», где секретарствовал Владимир Иванович, было не лучше. Незадачливый секретарь «сгружал» всю почту, все рукописи, книги, брошюры в свой так называемый «редакционный портфель» — огромнейший шкаф, который за невообразимый беспорядок, в нем царивший, прозвали безодней, то есть пучиной..

В Чернигове Самийленко написал несколько драматических произведений, в том числе пьесу «Маруся Чураивна» и «Драму без водки». Но главным образом он занимался переводами («Лекарь поневоле», «Жорж Данден», «Брак поневоле», «Скупой» — Мольера, «Свадьба Фигаро» — Бомарше, «Царь Федор Иоаннович» — А. Толстого и др.).

В письмах друзьям отец писал: «Самийленко сейчас занят переводом Мольера (с оригинала) и уже кончает «Тартюфа». А в письме Г. Мачтету, стремясь устроить Самийленко на лучшую работу, характеризует своего друга как выдающегося украинского поэта, переводчика Данте и Мольера, человека образованного, талантливого, глубоко честного и симпатичного.

Переводы Самийленко (он владел девятью языками) действительно звучали по-украински так же естественно, как и их французские, испанские и итальянские оригиналы.

Частым посетителем «понедельников» Коцюбинского был Борис Гринченко. Обладал он очень многосторонним дарованием, был и прозаиком, и поэтом, и драматургом, и переводчиком, и фольклористом, и этнографом. Принадлежит Б. Гринченко также капитальный четырехтомный «Словарь украинского языка», переизданный в 1958 году Академией наук УССР. Занимался он, кроме всего прочего, и педагогической деятельностью, базируясь на принципах русской демократической школы К. Д. Ушинского и В. П. Острогорского.

Вся эта деятельность была, однако, не лишена определенных противоречий, которые отражали и объективную сложность условий, в которых творил Гринченко, и его субъективную непоследовательность. Он много сделал для украинской школы, языка, народного образования, но в то же время в просветительстве этом проявлялась иногда и национальная ограниченность. Как сказал Максим Рыльский, «во главу угла» Гринченко ставил подчас не социальный, а национальный момент. Но опять-таки последнее все же не влекло за собой неприязни к другим народам, наоборот, он всячески поддерживал и осуществлял идею интернационального братства. Недаром на смерть Гринченко откликнулась прогрессивная пресса очень многих стран.

Отец уважал Гринченко за ум; честность, трудолюбие, и, когда у того были неприятности по службе, в письме маме замечал: «Так смешивать с грязью человека, да к тому же еще и честного (я уверен в этом), недостойно порядочных людей. Если у Гринченко есть какие-то недостатки, так из этого не вытекает, чтобы на основании сплетен позорить его и отказывать даже в честности».

Но порою в отношениях Коцюбинского с Гринченко чувствовались сложности. Отец величал Гринченко «генералом», был недоволен его предисловием к собранию сочинений Леонида Глибова и т. д.

Не все начинания отца одобрял и Гринченко. В 1903 году, например, у Коцюбинского возник замысел издать альманах «Из потока жизни», в котором он решил поместить непубликовавшиеся произведения известных украинских писателей. В связи с этим Михаил Михайлович обратился к Ивану Франко, Лесе Украинке, Панасу Мирному, Нечую-Левицкому, Стефанику, Кобылянской, Кобринской с призывом способствовать отражению в литературе всех слоев общества — интеллигенции, фабричных рабочих, войска, артистического мира, поднять темы философские, психологические, исторические, учитывать запросы современного читателя, который «имеет право ожидать и от родной литературы более широкого поля наблюдения, верного изображения различных сторон жизни всех, а не только одного какого-нибудь слоя общества».

Это обращение имело огромное значение для украинской литературы, ее будущего. На него широко откликнулись многие писатели, хотя и не все современники осознали его новаторский смысл. В числе последних был и Гринченко, который по поводу замысла Коцюбинского иронически заметил: «От него пахнет устрицами».

Раздражал Б. Гринченко и внешний вид Коцюбинского. «Борис Дмитриевич, — вспоминает М. Могилянский, — обратился ко мне и с явной иронией сказал: «Вот бы вам, Михаил Михайлович, нужно было бы с ним (Коцюбинским. — И. К.) познакомиться. Увидели бы украинского писателя в воротничках и в галстуке».