Ломоносовъ могъ-бы доказать справедливость свою, въ которой былъ онъ убѣжденъ. Но онъ искренно любилъ Виноградова за умъ и доброе сердце, и потому охотно остановился въ дальнѣйшихъ убѣжденіяхъ. Такъ любимъ мы всегда прощать маленькія слабости въ человѣкѣ, близкомъ сердцу , извиняя поступки его необходимостью , неопытностью , невѣдѣніемъ.
Сборы къ отъѣзду нѣсколько времени занимали друзей. Имъ дали обширную инструкцію, въ которой было сказано , что Академія, отличая необыкновенныя способности и прилежаніе студентовъ Ломоносова и Виноградова, отправляетъ ихъ , для дальнѣйшаго усовершенствованія въ наукахъ Математическихъ, въ
Физикѣ , Химіи и Металлургіи, къ славному въ ученомъ мірѣ Философу и Математику Христіану Вольфу ; что они отправляются на иждивеніи Академіи, на первый случай въ Марбургъ, мѣстопребываніе упомянутаго ученаго ; что послѣ
За этимъ слѣдовали наставленія нравственныя и экономическія : вести себя порядочно ; въ проѣздъ черезъ Россію и чужестранныя Государства оказывать повиновеніе властямъ ; соблюдать уставы религіи и благонравія ; всемѣрно заботиться и пещись о наукѣ ; наконецъ, не издерживать болѣе назначенной имъ на расходы суммы, и такъ далѣе.
Въ торжественномъ засѣданіи Академіи вручили имъ инструкцію , деньги , письмо къ Христіану Вольфу , и въ заключеніе всего сказали еще маленькое увѣщаніе, о исполненіи обязанностей. Молодымъ ученымъ назначено было отправиться въ путь на другой день.
Ломоносовъ улучилъ минуту забѣжать къ
Селлію. Старикъ обрадовался, что юный другъ
его ѣдетъ въ средоточіе просвѣщенія, что
теперь отъ него самого зависитъ довершить
начатое такъ счастливо.
«А я увѣренъ, что какъ скоро зависитъ это отъ Ломоносова, онъ не обманетъ на
деждъ Академіи. Какъ знать, мой другъ, что, можетъ быть, тебѣ предназначено быть первымъ Русскимъ ученымъ ; можетъ быть , ты призванъ судьбою показать, къ чему способенъ въ наукахъ знаменитый Русскій народъ. »
Такое торжественное, лестное поощреніе изъ устъ опытнаго ученаго, было усладительно душѣ Ломоносова. Онъ съ жаромъ поцѣловалъ его руку, благодарилъ за участіе къ судьбѣ своей, и почти со слезами на глазахъ вышелъ отъ Селлія.
Чѣмъ ближе становилась минута отъѣзда, тѣмъ болѣе тревожилась душа Ломоносова. Мысль, что онъ долженъ разстаться съ отечествомъ , въ первый разъ сдѣлалась для него чувствительна. Все родное заключалось у него въ словѣ :
« О, есть многое , чего не цѣнимъ мы по достоинству, и что узнаемъ только тогда, когда лишаемся его ! » сказалъ онъ самъ себѣ , кидаясь на постель вечеромъ , наканунѣ отъѣзда. Можно представить себѣ, спокойно-ли
провелъ Ломоносовъ ночь. Онъ всталъ рано утромъ , и торопилъ Виноградова ѣхать.
Но Виноградовъ, окруженный своими родными , не могъ быть такъ бодръ какъ товарищъ его. Наконецъ и онъ кинулся въ повозку, провожаемый слезами и благословеніями. Ломоносовъ старался ободрить друга , описывалъ ему счастливую Германію, чудеса Европы, и собственное ихъ будущее , которое улыбалось очень привѣтливо.
— Вообрази прежде всего — сказалъ онъ — что мы наконецъ свободны въ _своихъ поступкахъ , можемъ дѣйствовать какъ граждане міра, а не какъ школьники.
« Поздравляю тебя ; но, я думаю, это потруднѣе нежели сидѣть спокойно за книгою. Не знаю почему, только я не радуюсь своей волѣ. Мнѣ почти жаль, что ѣду изъ Россіи.
— Жаль и мнѣ оставить ее, можетъ быть на
долго. Но за то, какъ весело будетъ воротиться намъ, обогащеннымъ новыми познаніями, опытностью , и можетъ быть какими нибудь заслугами !
« Дай Богъ, чтобы сбылись твои слова.
Подумавъ немного , Ломоносовъ сказалъ :
— Во всякомъ случаѣ , школьническая жизнь наша кончилась ; пора дѣйствовать на поприщѣ свѣта.
Глава IX.
Какое чувство тѣснилось въ груди Ломоносова , когда онъ оставилъ за собою границу Россіи ?... Радость, что онъ вступилъ въ Государства , славныя своею образованностью, тоска разлуки съ отечествомъ , и неизвѣстность будущаго, которое всегда грознѣе представляется намъ въ подобныхъ случаяхъ: вотъ что испытывалъ путешественникъ, пылкій во всѣхъ обстоятельствахъ жизни. Вѣроятно , не разъ подумалъ онъ и о томъ: съ какими чувствами встрѣчу я опять тебя, моя родина ? Какъ представишься тогда мнѣ ты, и каковъ буду я самъ, возвращаясь на твою священную землю ? Достойнаго-ли сына увидишь ты во мнѣ, или человѣка, утратившаго счастье, миръ души и средства быть полезнымъ отечеству?
Но задумчивость обоихъ путешественниковъ прошла, когда они въѣхали на равнины Саксоніи.