Добрый старикъ задумался , а дочь его закрыла глаза платкомъ. Вскорѣ обѣдъ кончился, и Ломоносовъ, который во все продолженіе его не сказалъ почти ничего , предоставляя этотъ трудъ Виноградову, поспѣшилъ въ свою комнату.
Тамъ онъ началъ ходить большими шагами, и не слыхалъ , что Виноградовъ уже нѣсколько разъ говорилъ ему : « Пора на лекцію ! » Наконецъ онъ понялъ эти слова , и сказалъ : « Пойдемъ. »
Можетъ быть еще въ первый разъ Ломоносовъ не внимательно слушалъ лекцію своего любимаго Профессора Вольфа , и даже стараясь быть внимательнымъ не понималъ почти ничего.
Онъ самъ не могъ дать себѣ отчета , какимъ образомъ Христина, со своимъ розовымъ личикомъ, и съ полными слезъ глазами., и съ какимъ-то умоляющимъ видомъ , являлась въ мысляхъ его безпрестанно, о чемъ-бы ни началъ онъ думать. Въ немъ было теперь одно, непреодолимое желаніе : видѣть ее, и онъ радовался воображая, что можетъ видѣть ее каждый день. Вечеромъ общаго ужина не было, и потому въ этотъ день онъ не надѣялся взглянуть на свою милую хозяйку. Это страхъ какъ печалило его. Богъ знаетъ что отдалъ-бы онъ за то только , чтобы взглянуть на нее. Онъ думалъ, что эта дѣвушка обратила на себя вниманіе его тѣмъ необыкновеннымъ видомъ, въ какомъ представилась ему: краснѣющая, со слезами на глазахъ.
«Я не знаю ея, не слыхалъ ея голоса , слѣдовательно это одна жалость къ ней, не больше. И какое-же иное участіе могу я принимать въ ней? Неужели это любовь, чувство, которое воспѣвали всѣ поэты , начиная отъ Омира до нашего Тредьяковскаго ? Смѣшно подумать! Да и можно-ли такъ скоро влюбиться? Я-же ничего не чувствовалъ глядя на нее. Говорятъ, что любовь разливается пламенемъ въ жилахъ, что она поражаетъ человѣка молніей, а я былъ очень спокоенъ; мнѣ только было странно обѣдать съ незнакомою дѣвушкою и потомъ стало
жаль ея. Она такая хорошенькая! Впрочемъ не знаю: я почти не видалъ ея..,. Нѣтъ, она хороша! Особенно была она хороша когда заплакала!. . . Этотъ несносный Виноградовъ! Съ чего вздумалось ему говорить объ умершей машерй при такой чувствительной дочери ! Надобно увидѣть ее веселую, а то она все представляется мнѣ плачущею. Надобно увидѣть ее, и ужь не говорить при ней объ умершихъ. » Таковъ былъ хаосъ различныхъ мыслей въ головѣ Ломоносова. Онъ не зналъ до сихъ поръ любви, не думалъ никогда, что явится она въ свою очередь передъ нимъ, не въ вычурныхъ разсказахъ Овидія, а въ живомъ образѣ милаго существа, и никакъ не догадывался , что не только Овидій , но и баснословный Протей не мѳгли-бы изобрѣсти, одинъ своимъ воображеніемъ , другой волшебствомъ , тѣхъ разнообразныхъ превращеній, въ какихъ любовь является передъ человѣкомъ и покоряетъ себѣ его. Жалость къ хорошенькой дѣвушкѣ! Онъ не подозрѣвалъ, что это самое опасное превращеніе любви, а болтунъ Овидій не сказалъ ему о томъ ни слова. Можетъ быть, при Октавіи Августѣ любовь еще не принимала на себя плѣнительнаго вида плачущей дѣвушки: тогда любили женщинъ, блистающихъ роскошью и величіемъ красоты ; въ наше время , напротивъ , любятъ ихъ подъ покрываломъ смиренія, можетъ быть больше
нежели подъ прозрачною тканью танцующей Вакханки. Въ нашъ вѣкъ, столь грозный своими бѣдствіями, лучше понимаютъ величіе в красоту смиренія. И чего не сдѣлаетъ юноша этого вѣка, рано чувствующій силу окружающихъ его бѣдствій, чего не сдѣлаетъ онъ при видѣ плачущей красоты? Слезы милой женщины скорѣе пойметъ его сердце, нежели сердце закаленаго войною Римлянина, который почиталъ женщинъ прелестными игрушками , актрисами, танцовщицами, не подозрѣвая, что онѣ также имѣютъ душу и сердце.
Безпокойно провелъ ночь Ломоносовъ , и на другой день утромъ, слушая лекцію думалъ только о томъ, что онъ скоро увидитъ Христину.
Онъ увидѣлъ ее, только не печальную, а радушную, даже веселую, сколько позволяла ей непреодолимая застѣнчивость не свѣтской дѣвушки. Какъ досадовалъ онъ на себя, сидя опять, за столомъ съ нею, что не могъ прямо Глядѣть на нее и невольно потуплялъ глаза , когда они встрѣчались съ глазами Христины. Одинъ разъ, онъ почувствовалъ даже огонь въ лицѣ своемъ, когда она спросила его (какова смѣлость?): нравятся-ли ему Нѣмецкія кушанья.
— О, мнѣ очень нравятся они!— сказалъ онъ съ замѣшательствомъ, — Особенно когда при-
готовлены твоими ручками — прибавилъ онъ про себя. . .
«А у васъ въ Россіи,» сказалъ отецъ, «я слыхалъ, смѣются надъ Нѣмецкимъ столомъ ?
— Можетъ быть тѣ, кто не бывалъ за нимъ никогда. Хорошее любятъ вездѣ.
Такой благоразумный отвѣтъ очень понравился старику. Онъ распространился въ похвалахъ картофельному и овсяному супу, рѣпному соусу и морковному пирожному. Съ ужасомъ слушалъ онъ описаніе Русскаго стола, и не понималъ, какъ можно ѣсть такъ много мяса и рыбы , какъ ѣдятъ ихъ Рускіе. Ломоносовъ не могъ объяснить ему что значитъ кулебяка, потому что Нѣмецъ не понималъ соединенія рыбы съ тѣстомъ. Онъ качалъ головою при описаніи другихъ Русскихъ кушаньевъ, и такъ развеселился когда ему изъяснили составъ крѣпкаго ставленаго мёду, что сказалъ наконецъ со смѣхомъ :