Михаил Васильевич Ломоносов. Том 2

« А когда вышла въ свѣтъ его книга? » спросилъ Ломоносовъ , какъ человѣкъ , уже теряющій свое открытіе.

— Года два назадъ.... Вотъ: London, 1751.

« Но , неужели въ самомъ дѣлѣ теорія его

сходна съ нашею ?

— Кажется. Впрочемъ , я только пробѣжалъ книгу , и спѣшилъ сказать тебѣ о ней. Разсмотримъ тщательнѣе !

« Но ты знаешь , что я не читаю по-Англійски. Какъ досадно, и какъ это дурно , что нынче пишутъ ученыя книги не все по-Латински !

— Я пособлю тебѣ.

Друзья сѣли къ столику, и надобно было видѣть , какъ Ломоносовъ пожиралъ глазами и умомъ книгу Франклина ! Незнакомый языкъ упрямился, не поддавался ему , шипѣлъ какими-то новыми , неясными звуками ; но понятныя для Ломоносова слова Французскія и Нѣ-

мецкія, которыхъ на половину въ Англійскомъ, давала ему намеки объ остальномъ, а поясненія Рихмана совершенно дополняли смыслъ. Превосходна , торжественна была встрѣча этихъ двухъ геніальныхъ умовъ : Франклина и Ломоносова ! Они точно писали объ одномъ предметѣ , производили почти одинакіе опыты и сошлись во многихъ открытіяхъ. Но человѣкъ, отнявшій у неба молнію, какъ назвалъ Франклина д’Аламберъ, долго и много занимался электричествомъ и метеорологіею ; открытія его безсмертны и составляютъ одну изъ его славъ. Напротивъ, нашъ соотечественникъ , мимоходомъ , урывками , посреди недосуговъ и множества другихъ занятій, схватилъ нѣсколько идей , сходныхъ съ Франклиновыми, хотя не имѣлъ объ этихъ ни малѣйшаго понятія. Довольно, при многихъ другихъ славахъ! Ломоносовъ послѣ старался доказать, что онъ ни сколько не зналъ Франклиновой теоріи , и въ своей теоріи о причинѣ электрической силы въ воздухѣ ничего не дол

женъ ему. Еще простодушнѣе оправданіе , что не у Франклина заимствовалъ онъ свою теорію сѣвернаго сіянія. Послѣ разныхъ доказательствъ этого, онъ прибавляетъ : « Сверхъ сего , ода моя о сѣверномъ сіяніи , которая сочинена 1743 года , а въ 1747 году въ Риторикѣ напечатана , содержитъ мое давнѣйшее мнѣніе ,

что сѣверное сіяніе движеніемъ эѳира произведено быть можетъ. » Для насъ гораздо убѣдительнѣе этой ссылки на стихотвореніе доводъ нравственный: Ломоносовъ не былъ созданъ пользоваться чужими трудами ; у него все свое, все сообразно его вѣку и его генію. Сердце трепещетъ отъ радости, когда видишь , что въ одно время , одинакія мысли занимали двухъ изъ замѣчательнѣйшихъ людей XVIII вѣка у Франклина и Ломоносова , не выдавшихъ другъ о другѣ!... Они были раздѣлены океанами , жили въ разныхъ частяхъ свѣта и въ разныхъ мірахъ общества, но Ломоносовъ такъ-же извлекалъ искру изъ облака въ Петербургѣ у какъ Франклинъ въ Филадельфіи.

« Ну , братъ ! » сказалъ Ломоносовъ , пересмотрѣвши большую часть книги Франклина. «Этотъ типографщикъ такъ уменъ, что я смиряюсь передъ нимъ! Только своего не отдамъ ему. Ты знаешь , имѣлъ-ли я понятіе о его теоріи , когда составлялъ свою ?

— Это долженъ ты говорить не для меня

а для свѣта, и можетъ быть для другихъ своихъ товарищей. Скажи лучше : не радуешься, ты, встрѣтивши такого человѣка какъ Франклинъ ?

« Но растолкуй мнѣ : кто онъ ? откуда ?

— Что намъ за дѣло до этого ?... Онъ ка-

кой-то Американецъ, типографщикъ; но , видно, голова, какихъ немного. Вотъ главное!

Ломоносовъ задумался и потомъ сказалъ :

— Если-бы всегда была такова участь не

обыкновеннаго подвига, что его понимали-бы не только близкіе свидѣтели, но и жители другаго полушарія !

« Она такова и есть, любезный другъ ! По

вѣрь, что ни одинъ полезный, великій трудъ не погибаетъ !

— Нѣтъ , это мечта ! Всего чаще , великій трудъ , большой подвигъ , окружены такими обстоятельствами и отношеніями , что ихъ даже трудно постигнуть и обнять съ самою доброю волею! Не слава, а сознаніе , признательность дороги для того, кто посвятилъ жизнь свою пользѣ.... и всего чаще онъ лишенъ Этой награды !

— Что-жь дѣлать! Иногда несправедливы люди , иногда и обстоятельства !...

«А иногда и мы сами виноваты!...» прибавилъ Ломоносовъ взявъ Рихмана за руку. « Наша нетерпѣливость , вѣтреность, тысячи увлеченій мѣшаютъ нашимъ успѣхамъ, большіе нежели все остальное !...

Рихманъ видѣлъ, что этотъ разговоръ можетъ привести Ломоносова въ грустное расположеніе. Онъ спѣшилъ прервать его вопросомъ :

— А что : устроилъ-ли ты въ домѣ Шувалова тѣ игрушки , о которыхъ писалъ онъ ?

Ломоносовъ улыбнулся.

«Благодѣтель мой Иванъ Ивановичъ порядочный вѣтреникъ ! Пишетъ , чтобы я устроилъ въ домѣ его разные оптическіе фокусы и электрическія игрушки , а тамъ еще нѣтъ ни по ловъ , ни потолковъ, ни лѣстницъ , и я чуть

не сломилъ себѣ шею осматривая его домъ ! Таковъ этотъ рѣдкій человѣкъ бываетъ иногда и въ важныхъ дѣлахъ.

— Ну, а машины , о которыхъ писалъ онъ ?

« Я радъ-бы исполнить все , да не кѣмъ ! Ты