Михаил Васильевич Ломоносов. Том 2

женіе къ нему гостей. Она представила ихъ ему, какъ корифею Русской Литтературы , и добрая молодежь искренно изъявляла свои чувства этому удивительному человѣку. Только Шлецеръ , съ которымъ Ломоносовъ былъ уже знакомъ, отмалчивался и грызъ ногти. Больше всѣхъ гремѣлъ Эминъ.

— Вотъ счастливый случай! — сказалъ онъ Ломоносову. — Да-съ, счастливый, то есть для меня , потому что вы , Михайло Васильевичъ, не можете представить себѣ какъ я уважаю васъ.

«Очень благодаренъ вамъ,» отвѣчалъ Ломоносовъ , « но могу взять вѣжливости ваши развѣ въ долгъ, и боюсь быть неисправнымъ должникомъ.

— О, Михайло Васильевичъ! Я видалъ свѣтъ, но подобныхъ вамъ людей не видывалъ.

« Да гдѣ-же вамъ было и видѣть ихъ ?» проворчалъ Шлецеръ. «Вѣдь вы все жили въ Турціи.

Эминъ быстро повернулся къ нему и отвѣчалъ :

— Но я въ Европѣ научился уважать знаменитыя имена и гостепріимство. Въ Турціи люди грубы и умомъ и чувствомъ. Но , безъ шутокъ , и тамъ время мое прошло не безъ пользы. Я узналъ источники многаго, и теперь постараюсь употребить это въ дѣло. Я знаю двадцать семъ языковъ.

«Поздравляю васъ,» замѣтилъ опять Шлецеръ, « но языковъ семь можно было-бы и откинуть: они лишніе.

—Вы все шутите, Г. Шлецеръ!—со смѣхомъ возразилъ Эминъ. — Но я точно пишу теперь книги о самыхъ разнообразныхъ предметахъ : два романа, письма, то есть цѣлую книгу писемъ , Изображеніе Оттоманской Имперіи , и еще Россійскую Исторію.

Шлецеръ всталъ, и сѣлъ подальше отъ него, подлѣ Дашковой, которой сказалъ онъ въ полголоса,:

« Зачѣмъ вы принимаете къ себѣ этого безстыднаго лгуна?

Улыбка была отвѣтомъ на это странное замѣчаніе. Шлецеръ также замолчалъ.

Между тѣмъ живой споръ завязался у молодаго Новикова съ Ломоносовымъ. Первый утверждалъ, что съ любовью къ добру человѣкъ можетъ сдѣлать многое; другой говорилъ, что это не въ его власти , и что съ самымъ пламеннымъ желаніемъ всего труднѣе дѣлать добро.

«Молодой человѣкъ!» сказалъ наконецъ Ломоносовъ: « доживите до моихъ лѣтъ, и потомъ вспомните Ломоносова, который говоритъ вамъ послѣ горькой опытности.

—Не знаю, случится-ли мнѣ исполнить ваше порученіе,» отвѣчалъ Новиковъ, «но я и тогда

не перемѣню своихъ мыслей. Развѣ меня столкнутъ съ моего пути неудачи? Боже мой! да я опять вступлю на прежній путь, не на томъ, такъ на другомъ мѣстѣ.

Ломоносовъ качалъ головой.

— Да какъ-же , Михайло Васильевичъ ! Воля человѣка побѣждаетъ все !

« Воля ! Но что значитъ она передъ волею тысячей? А страсти человѣческія? А отношенія? А зло, скрытое во многихъ сердцахъ ?... Да что и говорить! Это выбьетъ васъ изъ самаго крѣпкаго сѣдла.

—Напротивъ, мнѣ кажется! Я употреблю въ пользу и страсти, и отношенія, и даже злобу людей для благой, вѣрной цѣли добра.

«Желаю, чтобы исполнились намѣренія ваши, благородный молодой человѣкъ!» сказалъ Ломоносовъ пожимая руку Новикова. « Но я предчувствую , что съ этимъ образомъ мыслей вы приготовляете себѣ много бѣдствій.

— Съ желаніемъ добра бѣдствія? Это невозможно, Михайло Васильевичъ !

«Что-жь дѣлать?... Таковъ свѣтъ!...» сказалъ

уныло собесѣдникъ его.

Князь Щербатовъ, который во все это время разговаривалъ по-тихоньку съ Дашковой, сказалъ, не обращаясь ни къ кому :

« Все мечта ! . .. Если можно , такъ надобно сдѣлать что нибудь практическое, существенное для жизни.

—Князь подтверждаетъ мою мысль—подхватилъ Новиковъ.

Но Щербатовъ не удостоилъ его вниманіемъ, и обратился къ Ломоносову:

—Скажите, Г. Ломоносовъ, какъ подвигается ваша Россійская Исторія ? Признаюсь, это мой любимый предметъ , и я очень интересуюсь имъ.

« Моя Исторія спитъ спокойнымъ сномъ, » отвѣчалъ Ломоносовъ, который не любилъ говорить объ этомъ предметѣ.

— Напрасно! — прибавилъ Щербатовъ садясь подлѣ него.—Я думаю, изданіе подобной книги принесло-бы вамъ много чести.

«Нѣтъ, Князь ! Исторія требуетъ зрѣлости, до которой еще не выспѣлъ мой трудъ.

— А я такъ удивляюсь , господа ! — сказалъ Шлецеръ.— Вы, люди умные, занимаетесь вздоромъ !

«Какъ вздоромъ? » спросилъ почти изумленный Щербатовъ.

—Да, потому что какая можетъ быть Исторія, когда еще матеріялы не очищены, не обработаны критикой ? Вамъ надобно , прежде

всего, критическое изданіе лѣтописей, а не Исторія, которая безъ нихъ точно будетъ вздоромъ,

Щербатовъ уперся въ свое самолюбіе и не отвѣчалъ: только улыбнулся.

« Рѣзко , но справедливо , » сказалъ Ломоносовъ. « Впрочемъ , я занялся Исторіею не по собственному желанію , и къ тому-же развлеченъ множествомъ другихъ дѣлъ,

— Хороши историки!—сказалъ въ полголоса Шлецеръ.

« Господа ! » сказала Дашкова. « Г. Эминъ хочетъ прочесть намъ отрывокъ изъ новаго своего сочиненія.

—Да-съ, если позволите!—прибавилъ Эминъ вынимая тетрадку.—Это будетъ чтеніе самое приличное въ обществѣ дамы : Приключенія Лирарка и Сарманды.

Шлецеръ всталъ, и сказавши нѣсколько словъ Дашковой вышелъ.

Эминъ уморилъ собесѣдниковъ тоской и скукой. Отрывокъ его былъ длиненъ, нелѣпъ, глупъ.