Мила Хант

Я отвожу взгляд. Изображение Вигго притягивает, словно магнит. У него тяжёлое лицо. В глубине потемневших глаз горит мрачный огонь. Это скорее готовый к атаке полководец, чем тот решительный, но гуманный юноша, которого я знала (или думала, что знаю). Неужели горе и злость способны так разрушать?

Фотографии Периферии исчезают. И появляются другие, от которых кровь застывает у меня в жилах. Армия Центра ряд за рядом заполняет весь гигантский экран. Что могут подростки с окраин, даже возглавляемые Спиритами, против вертолётов, бронетранспортёров, истребителей и элитных воинских подразделений?

Я закрываю глаза, сердце сжимается. Я вдруг вспоминаю идеальный Демос, что пророс в наших мозгах во время манипуляций доктора С., когда мы болтались в стеклянных колоннах каждый в своей секретной лаборатории. Разве то, что сейчас происходит, хоть чем-то похоже на наши мечты? Это, напротив, был мир, где мы, подростки, действовали ответственно, конструктивно, разумно. Да, и там всё оказалось не идеально. Но мы жили так, чтобы вложить новый смысл в ценности, отринутые взрослыми Центра: справедливость, равенство, взаимопомощь, доверие.

Я любила тот Демос, где взрослые признавали внутреннее богатство, таланты и умения своих детей. Ну и пусть он существовал лишь в наших умах и лишь в течение нескольких дней. Зато он был воплощением нашей мечты. Мечты современных подростков. Даже слово «демократия» там имело смысл. Мы были готовы строить, развиваться. Менять общество.

А сегодня в реальном и агрессивном мире я вижу молодых, идущих сражаться и убивать, чтобы захватить власть. То есть сделать то же самое, что и наши взрослые. Ни больше ни меньше. Может, история – бесконечный бег по кругу? И достаточно просто ощутить вкус силы, чтобы тут же похоронить свои ценности и позволить власти с её миражами ослепить тебя? Стать таким же, как твои угнетатели? Да нет, хуже. Мы, подростки, – возможно, лишь семена, из которых со временем вырастет то, против чего мы восстаём сегодня: взрослые Центра?

Грудь и горло сжимаются. Внезапно в памяти всплывает знакомое лицо – лицо Веры. Я вновь вижу нас в той квартире на последнем этаже небоскрёба, окружённых, как теперь я знаю, воображаемыми предметами. Реальна здесь только она, как и я, запертая в одной из секретных лабораторий. Я вижу её так чётко, мою красивую и таинственную Веру. Она стучит по клавиатуре семейного компьютера, собираясь дать мне что-то послушать, вместо того чтобы говорить со мной, верная своему немногословию. «Песня старая», – уточняет она, включая какую-то французскую группу, которую откопала случайно в медиатеке для граждан Демоса. Звучит рок-музыка, вступает электрогитара. Её сестре это тоже нравилось, несмотря на несовременность. В памяти даже всплывают строчки:

Я мечтала о другом мире,
Где жизнь будет плодотворной,
Его тени окружают меня…

И сейчас, в этом кабинете, перед этим экраном, мне кажется, я слышу, как Вера подпевает:

Моя реальность меня простила…

Я трясу головой. Сегодня наша ужасная реальность ничего нам не простит.

Леди А. словно читает мои мысли.

– Если вы думаете, что способны остановить это безумие, приступайте. Сейчас же. Пока мы не нажали на красную кнопку.

73

Когда Нильс возникает на пороге, он замирает на секунду, потом распахивает дверь, пропуская меня внутрь. Затем молча уходит и возвращается с Пухом, который бросается ко мне.

– Спасибо, – шепчу я Нильсу.

Он неопределённо дёргает головой и гладит по щеке моего брата, тот протягивает к нему руки. Нильс обнимает мальчика, что-то шепчет ему на ухо и оставляет нас одних.

В это мгновение страшная пустота пронзает меня изнутри. Я вспоминаю, как Нильс чуть раньше говорил мне: «Есть кое-что более важное и могущественное, чем все Спириты мира, – дружба».

И я обещаю себе, что вернусь и верну друга, которого почти потеряла. Что бы ни случилось.

– Что ты сказала?

Пух с любопытством смотрит на меня. Видимо, последнюю фразу я случайно произнесла вслух.

– Ничего, – отвечаю я. – Идём.

Мы садимся в чёрную машину, которую леди А. предоставила в моё распоряжение. Шофёр, ждавший нас возле дома, заводит мотор. Пух прилипает ко мне, обхватив ручонками за талию. Я ещё сильнее прижимаю его к себе. И думаю о Вигго, который больше никогда не сможет обнять Несс. Пух поднимает голову.

– Ты меня задушишь.

Я немного ослабляю хватку, а он в отместку удваивает свою. Ему, как всегда, необходимо, чтобы инициатива исходила от него. Я качаю головой и пытаюсь немного привести в порядок его растрёпанные светлые волосы.