Никто в этом городе не хочет, чтобы я оставалась здесь, даже моя родная дочь. Но одно дело – запугивать и травить меня, а другое – причинять мне физический вред. Беговая дорожка, поджог, отравленная еда: некоторые в этом городе совсем свихнулись, и моя дочь в их числе. Неужели они думают, что я буду сидеть и ждать, пока они сожгут меня на костре?
Мой мозг не справляется, я не готова к этим скорым выводам и решениям. Как я могла быть так наивна? Как могла подумать, что Роуз Голд пустила меня пожить по доброте душевной, искренне намереваясь наладить отношения? Пора оставить попытки исправить Роуз Голд и разгадать ее планы. Все намного серьезнее, чем простая демонстрация силы.
Мне нельзя оставаться здесь. Нужно уезжать. Моя дочь непредсказуема, а значит, может быть опасна. Она сама уже доказала это. Выходит, я не могу оставить здесь Адама. Придется забрать его с собой.
18.
Роуз Голд
Я УВИДЕЛА ОТЦА ВПЕРВЫЕ за четыре месяца. Он ходил взад-вперед вдоль края футбольного поля, подбадривая свою команду криками. Пять маленьких девочек сидели у него за спиной на скамейке, наблюдая за матчем.
На поле Анна попыталась попасть по мячу, но промахнулась. Я заметила, что ее волосы завязаны в хвост, и улыбнулась. Девочка из другой команды пробежала мимо Анны и увела у нее мяч. К тому моменту, когда Анна заметила, что потеряла мяч, ее соперница уже успела пробежать половину поля.
Папа очень старался быть терпеливым с младшей дочерью. Может, он надеялся, что она вырастет спортивной, как Софи, или хотя бы ловкой, как Билли-младший. Но Анна была совсем не такая, как они. Она больше походила на отца, чем на Ким. Это была вторая я, а не вторая Софи. Глядя на то, как Анна без энтузиазма плетется по полю, я почувствовала, что люблю ее еще больше.
Ким сидела на трибуне с другими родителями, все вместе они, смеясь, болели за команду Анны. С улыбкой Ким выглядела моложе. Мне она никогда так не улыбалась.
Четыре месяца назад папа сказал, что ему нужен перерыв, и я не стала возражать. Но я думала, это означало, что мы просто будем реже переписываться и видеться. Мне и в голову не приходило, что папа почти полностью прекратит общение со мной. Да, он встревожился и сам написал мне, когда увидел мои сообщения про Фила. Но я успокоила папу, сказала ему, что все в порядке, и он снова замолчал. После поездки в Йеллоустон он отвечал в лучшем случае на половину моих сообщений, чаще всего одним словом, в лучшем случае – одним предложением. Когда я звонила, папа не брал трубку. Мы не виделись с того дня, когда Гиллеспи отправились в путешествие. Я терпеливо ждала. Сосредоточилась на работе, копила деньги на новые зубы (мне уже удалось собрать половину суммы). Все это время мне было ужасно одиноко. Я боялась, что, если перестану сама писать папе, он про меня совсем забудет.
В тот день, когда папа появился в «Мире гаджетов», он вел себя так, будто действительно хотел наладить со мной отношения. А теперь, спустя полтора года, он готов снова сдаться? Кто вообще так поступает? Наверное, никто не говорил моему отцу, что родительская любовь должна быть безусловной. Я не так много просила. Я хотела лишь, чтобы меня приняли в семью.
Поэтому я поступила так, как сделала бы на моем месте любая хорошая дочь и сестра: я стала следить за семьей в соцсетях. Узнав, что у Анны футбольный матч, я села в фургон и пять часов ехала на север, чтобы поболеть за нее. Я, правда, все еще не набралась смелости выйти из машины. Впрочем, с парковки открывался неплохой вид на поле. Счет был ноль – ноль. Не самый захватывающий матч, но мне все равно было интересно. Меня восхищала легкость, с которой эти семилетние дети носились по полю. Их тела переполняла энергия, их ноги были крепкими и послушными. Эти дети бегали и катались по траве, они не лежали на больничной койке под капельницей. Они сами не знали, насколько им повезло, и потому воспринимали свою удачу как данность.
Раздался свисток, и матч закончился. Команды выстроились в две параллельные шеренги, чтобы поблагодарить друг друга за игру. Я потянулась, потом открыла дверь фургона и выпрыгнула на бетонное покрытие парковки. Мои внутренности словно связались в тугой узел, но, увидев, как Анна дает пять девчонкам из второй команды, я невольно расслабилась. Я любила свою сестренку и скучала по ней все эти месяцы. Мне хотелось поскорее почувствовать, как меня обнимают ее маленькие ручки. Когда меня в последний раз обнимали? Когда ко мне в последний раз прикасался другой человек?
Я пошла прямиком к Анне, не обращая внимания на родителей, которые смотрели на меня с трибун, на судей, уходивших с поля, и на девочек из обеих команд. Когда Анна увидела меня, ее глаза загорелись.
– Роуз! – закричала она и кинулась ко мне. За мячом во время матча она с такой скоростью не бегала.