Милаха

– Да я шучу, детка! Кто сейчас с тортами-то празднует? Тем более в ресторане. – Недовольно поморщившись, оставила-таки в покое брюки и пошла дальше вдоль вешалки. – Да у меня, если честно, тоже и башка трещит, и горло першит. Но я-то хрен с ним, главное ты не разболейся, Милусь! Как вернёмся, столько работы сразу! Сделаем день открытых дверей, серию открытых тренировок проведёшь, думаю, что и уголок для фотографирования можно устроить, как на конференции, да Галь? Там, возле большого зеркала в вестибюле. Мне кажется, с нашей Мисс любой захочет сфоткаться. Можно даже за купленный абонемент бесплатно щёлкать, а с остальных – по пятихаточке хотя бы собирать, а выручку пустить на благотворительность, например, на интернат для детей-инвалидов. Представляешь стразу резонанс какой, да? По всем фронтам.

Галина невнятно хмыкнула и кивнула. Она держалась очень скованно – да оно и дураку понятно, в этом бутике и на цены-то страшно смотреть было, не то, что даже трогать шмотки.

Я же до сих пор не могла слезть с вопроса о торте. В голове, после бессонной ночи, полной соплей и страданий, была вата, как у тряпичной куклы с глупым нарисованным лицом. И в этой вате застревают любые мысли, и жутко хочется спать.

Ну, допустим, Галя доложила Зойке, что я вернулась в номер после полуночи, допустим, она слышала, как буквально перед этим вернулся Лёшка. Не очень хорошо, но на самом деле – хрен с ними, не их дело, где я была и с кем… Но торт?

– Смотри, Милусь, какая прелесть! – Зойка вытянула какую-то шмотку чёрного цвета, глянула на продавщицу: – Лапуль, это шёлк?

– Стопроцентный. Франция!

– Слышь, Милусь? Франция! Примеришь? Давай, давай!

Я покорно зашла в кабинку, скользнула в платье. Коротенькое – чуть выше середины бедра, на тонюсеньких лямочках, однотонное. Простое, как торт. Стоп. Причём здесь торт?

– Ну как? Покажись!

Я отдёрнула шторку. К телу сарафанчик был приятный, тут уж ничего не скажешь, но вид…

– А это не комбинашка случайно? – вырвалось у меня. – У моей бабушки на подобие была, только там хоть с кружевами, а здесь…

Зойка расхохоталась, а продавщицу наоборот, перекосило от возмущения.

– Это, вообще-то, из последней коллекции… – фыркнула она и с гордым видом выудила из ряда шмоток что-то белое. – Вот есть вариант с гипюровыми вставками, ваш размер.

– Нет, спасибо.

А когда я уже одевалась обратно в своё, меня резко, словно кипятком на бошку, осенило: так вчера же было двадцать восьмое мая! Лёшкин день рождения! Поражённая, я осела на пуфик. Кобыркова, ты… Ты совсем охренела, да? Как можно было забыть?! Захотелось зажмуриться от стыда. А самое хреновое – что и исправить уже… ну не то, чтобы не возможно, но… не желательно. В смысле – идти к Лёшке, говорить с ним. Оно и так-то, ещё до дома ехать бок обок, и от мысли об этом уже сердце замирало, а чтобы ещё и о личном с ним говорить… Ведь поздравлять, это же что-то желать надо, а это уже от сердца к сердцу. Да и как в глаза ему при этом смотреть?

Прошлой ночью, стараясь не особо громко шмыгать носом и то и дело бегая в душевую высмаркиваться, я доревелась до пустоты. Вернее до апатии, а она – лучшая основа для трезвых мыслей.

Так действительно будет лучше для всех. Дениса я бросать не собиралась – даже мысли такой не допускала, если бы не эти четыре дня с Лёшкой… В общем, так намного проще, так не надо ничего менять. А то, что щемило в сердце от мучительной потребности обнять его, улыбаться ему, общаться с ним: просто, обо всём, не боясь и не рискуя – может, это всё-таки дружба? Может, я вчера слишком устала после конкурса? Может, поддалась минутной слабости? А может, это всё вообще предназначалось Денису, но рядом, по случаю, оказался Лёшка и…

– Милусь, ты там живая? У нас солярий на три тридцать, а до этого Галя ещё в Спортивный мир хочет попасть.

– А, да-да, сейчас я… просто тут… Сейчас!

Короче – так будет лучше для всех. Поэтому идти специально и поздравлять его со вчерашним днём рождения, это как-то…

Уже двадцать один, кстати. А когда вернётся – будет двадцать три. Интересно, каким он тогда будет?

И воображение услужливо рисовало: широкоплечего, загорелого, в камуфляже и голубом берете. С медалями. И с аксельбантами! Так гораздо круче, конечно! Идёт, такой, по улице, а девки шеи сворачивают ему вслед… А может и сам уже с девкой идёт. А она беременная, например. Но как только воображение подсунуло пузатую Барбашину, я выскочила из примерочной, и сходу принялась нести пургу обо всём, что попадалось на глаза, так что Зойка даже взяла меня за подбородок:

– Ты там курнула что ли, Милусь?

– Да устала она, видно же, – вступилась Галя. – Ты вот говоришь, что как вернёмся – сразу работы по самые гланды, а ей бы, на самом-то деле, уехать куда-нибудь хотя бы на недельку и тупо на пляже поваляться. Тихо, в своё удовольствие. Иначе сейчас надорвётся, а как межсезонка придёт – из простуд вылезать не будет.