Милаха

Ленка медленно, но верно оттаивала. Создавалось впечатление, что ей просто надоело дуться или она отвлеклась на что-то более интересное. За последнюю версию говорило и то, что во время учёбы она теперь не отличалась своей обычной болтливостью, а после пар всегда спешила слинять, не зазывая меня как прежде пойти, прогуляться. На профильных консультациях мы сидели за одной партой, иногда хихикали, иногда дурачились, но в целом – это не было прежним тесным общением. Однако и нынешнее не было в тягость, просто какой-то другой уровень. И в целом меня это устраивало, хотя и было как-то грустно. Как будто разрушилось что-то важное.

О Панине вообще не было слышно, как и до той дурацкой встречи в Олимпе и последовавшего за ней телефонного разговора. Как будто он просто плюнул и забыл про меня. И это тоже радовало – значит, я была права, думая, что надо подождать пока всё уладится само собой. Сразу ведь было понятно, что Панин адекватный взрослый мужик. Шалун, да. Но не дебил. Так что теперь я даже в Олимп ходила безо всякого смутного опасения застать там Эдуарда Валентиновича.

Поездка в Москву не маячила уже где-то в далёком неясном будущем, а должна была случиться вот-вот, в конце этого месяца.

Единственный человек, которому я открыто говорила о своей усталости – Бородин, в ответ на мои жалобы, посоветовал мне хорошего спортивного массажиста, мануальщика. Правда тот, мало того, что был мужиком, так ещё и принимал у себя на дому… и это был минус. Но ему было за шестьдесят, и он реально разбирал тело по запчастям, а потом собирал его заново. И это был огромный плюс. И если бы Денис заинтересовался, что за Игорь Палыч такой, к которому я через день гоняю на хату – я бы просто предложила ему поехать со мной. Думаю, Денис и сам не отказался бы от такого массажа. Удовольствие от него было сомнительное – очень уж болезненно и страшно, когда тебя сворачивают в бараний рог и хрустят, так что в глазах темнеет, но зато и эффект поразительный: теперь по утрам я уже не чувствовала себя медузой выброшенной на берег.

Но, увы, Денис не интересовался Игорем Палычем. Он о нём, похоже, даже не знал. А если и знал, то не находил времени на то, чтобы выяснять со мной границы дозволенного. А может, это было вполне себе дозволено… Понятия не имею! Денис практически исчез для меня, остались только редкие грязные тарелки в мойке, появляющиеся на телефонной полочке деньги и вынимающие душу ночные звонки с обещаниями, что скоро всё наладится. «Ты только потерпи, Милаш…»

И я терпела, заполняя тоскливую пустоту подготовкой к Москве.

Косметолог, массаж, диеты. Просмотр кассет с Европейскими фитнес-конференциями, чтобы хоть приблизительно понимать, что меня ждёт.

Однажды массажист посоветовал мне есть миндальные орехи – они, вроде укрепляют кости и мышцы, но их ещё пойди, найди, это же тебе не грецкие и даже не фундук! Так в четверг, восемнадцатого мая, меня и занесло на центральный колхозный рынок, тот, что под купольной крышей. Я была там впервые, и он меня, конечно, поразил!

Ряды, ряды, ряды… И чего только нету! Я и не думала, например, что в середине мая уже продаётся клубника и черешня. Привыкла, что надо ждать первой половины июня, когда либо бабки перед магазинами торговать начнут, либо Лёшка привезёт гостинчик с дачи.

Да, о Лёшке и о том, что лично для меня было с ним связано, напоминало многое – даже самые, казалось бы, незначительные вещи, вроде пучка молоденькой редиски. Я не знала, ушёл он в армию или ещё нет, и узнать, при желании, не составило бы проблем… Но я не собиралась этого делать ни за какие коврижки!

Меня и так слишком сильно штормило после встречи, а скорее расставания, тогда, на Пасху. И это беспокойство странным, нелепым образом переплелось с беспокойством за Дениса, и иногда я даже не могла понять, где заканчивается одно и начинается другое.

– Людмила, прекрасная звезда Олимпа!

Я вынырнула из сумбура мыслей и первым делом поняла, что давным-давно уже прошла мимо рядов с редиской, тепличными огурцами и даже помидорами, и стою́ теперь перед прилавком с домашними сырами.

– Сколько лет, сколько зим! – седой старичок, почти на голову ниже меня ростом, радушно раскрыл руки, но, слава богу, обниматься не полез.

Я невольно поёжилась. Тот самый вежливый сильно опоздавший гость, с порога заверявший меня в своём искреннем расположении и даже подаривший в знак него бордовую, почти чёрную розу из Зойкиного букета…

Теперь я уже знала, что это и есть тот самый Филиппов, попросту Филиппок. Тот самый, с чьей подачи в минувшем феврале чуть не завалили Дениса. «Хозяин» рынков, всемогущий «папа» вокзальной шушеры, типа Костика, а ещё, с недавнего времени, – смотрящий над барыгами, попрошайками и мошенниками всея Мухосранска. Тот, над которым теперь только небо. Ну и самый главный НЕКТО, конечно.