Милицейская сага

– Вызывал? – Аркадий Александрович Чекин, как всегда, бесшумно, проник в кабинет..

– Заходи. Видал, сколько накопилось? – пожаловался Тальвинский, ткнув в стопку нерассмотренных материалов. – Времени сесть и поработать над реорганизацией служб не остается. С утра планируешь. К вечеру обнаруживаешь, что все сожрала суета.

– Да, тяжела ты, шапка Мономаха, – Чекинский сарказм неприятно царапнул Андрея. В последнее время прежняя легкость в отношениях меж ними исчезла. Не то чтобы постоянно конфликтовали. Но за всякой скользящей Чекинской фразой Андрею виделся некий подтекст.

Внешний вид самого Чекина был далеко не безупречен. Он словно поистерся. Так выглядит старый неухоженный холостяк, едва успевающий перед работой глянуть на себя в зеркало и торопливо провести тряпочкой по стоптанной обуви. – Личная просьба, Александрыч! Надо бы послезавтра выделить на патрулирование пару следователей, – припомнил Андрей.

– Следователей на патрулирование больше не дам, – невозмутимо отказал Чекин.

– Что значит «не дам»?! – взбасил непривычный к пререканиям Тальвинский. – Я тебя что, за ради христа, прошу?

– А как бы не просил! Задействовать следователей на патрулирования запрещено. У меня люди едва с уголовными делами успевают управляться. А ты хочешь, чтоб они еще за околоточных работали.

– За околоточных?! Значит, вы белая кость, а мы все остальные – околоточные? Так, что ли, понимать? Чего кривишься? – Тальвинский перехватил хитренький, хоть и хмурый Чекинский взгляд.

– Лишний раз дивлюсь мудрости Карла Маркса – «бытие определяет сознание». Андрей слегка смутился: еще два года назад, будучи следователем, он больше и громче остальных возмущался практикой использования следователей на подсобных мероприятиях.

– Людей не хватает, Александрыч, – примирительно буркнул он.

– И все равно, не обессудь. Ты ж магнитофоном гвозди не заколачиваешь. Почему нужно квалифицированных специалистов?.. – Да потому что я тебе приказываю!..Прошу, – поспешно, но запоздало подправился Тальвинский.

На оговорку эту выдержанный Чекин отреагировал быстрым взглядом из-под растопыренных пальцев.

– И еще что хотел, пользуясь случаем, сказать, – по своему обыкновению, тихо произнес он. – Много брака стало, Андрей. Молодняк такие материалы несет, что любой – в «Крокодил» посылай, не ошибешься. Некомпетентность, халтура разрастаются, как опухоль. Людей учить надо, а не на следствие давить.

– Прямо сейчас прикажешь?! – намек на собственную несостоятельность вновь вывел Тальвинского из себя. – Изволь! Вот только что получил из инспекции по личному составу. А им из облсуда прислали. Частное определение насчет Хани. Знаешь с чем?

Пасмурный Чекин кивнул.

– Это тебе к слову о воспитании. Собственно потому и вызвал. И чего после этого прикажешь с Ханей делать?

– Объявим строгач.

– Да у него строгачей этих больше, чем триперов, перебывало!

– Тогда – неполное служебное соответствие.

– Ишь как у тебя все просто. А если кадры на этот раз не удовлетворятся? – Андрей испытующе присмотрелся.

– Я Ханю не сдам, – жестко отреагировал Чекин и, в свою очередь, выжидательно поднял голову.

– Мне он тоже не чужой, – Тальвинский покрутил карандаш. – Но – меж собой говорим – доходит Ханя. По краю балансирует. Сегодня вытащим. Завтра – на чем-нибудь все равно сломается.

Он уловил нетерпеливое движение Чекина.

– Попробуем побороться за него, конечно… И еще! Только без обид. Ты б к себе пригляделся, Александрыч. Вижу, опять с перепоя.

– Разрешите идти? – Чекин поднялся.

– Идите.

Все тесней и тесней становилось им с Чекиным. Воистину мудр Сутырин: трудней всего руководить теми, с кем прежде был на равных. Тем более – тем, кто был выше тебя. Может, подспудно Чекин не может простить ему своего тогдашнего отказа от должности?

Должность! Тем еще подарочком обернулась. Тогда она виделась трамплином, оттолкнувшись от которого, он легко и быстро взбежит наверх. Спустя два года, рассорившийся с Паниной, не имеющий поддержки и превратившийся в обычного ездового конька, он с раздражением обнаружил, что людей, имеющих власть над ним, стало много больше, чем когда прозябал он в простых следователях.

Тальвинский часто спрашивал себя, во имя чего было все это в восемьдесят девятом? Ведь и тогда, упорствуя, предвидел, что Панину им не сдадут, и выйдет она по обыкновению из всей этой истории незапятнанно чистой. Так и произошло. И отношения с ним всемогущая градоправительница прервала тогда же, не поверив, конечно, в мифическую командировку. Скорее всего, это и была та очередная жизненная развилка, которую он проскочил, повернув не туда. И кто теперь рядом? Тихо спивающийся Чекин? «Пофигист» Ханя? Безвольный Чугунов? Лишь одного человека, на которого безусловно можно опереться, видел он подле себя.

Виталик Мороз! Как всегда, вспомнив о нем, Андрей чуть расслабился. Их отношения за эти годы, несмотря на разницу в возрасте, перешли в настоящую дружбу. Мороз – взрывной и заводной, не знающий удержу ни в работе, ни в «расслабухе», непредсказуемого нрава которого опасались даже те, кто ему симпатизировал, по-прежнему смотрел на Тальвинского влюбленными глазами. Как закалившийся в боях, истаскавшийся по чужим постелям поручик продолжает смотреть на своего полковника, водившего его в первый бой. Он до сих пор видел в Андрее то, чего и не было. И тем заставлял того словно приподниматься на носки. «Впрочем насчет полковника – это вы хватили, – усмехнулся про себя Андрей. – Пока максимум – комэска».