Милицейская сага

Мороз потянулся к телефону связи с дежурной частью. – Виталий! Погоди! Хочу слово сказать, – заторопился Воронков. – Вижу, обложили на совесть. Так что теперь и с адвокатом не выпутаться. Сколько?

– Чего?

– «Бабок», говорю, сколько требуется отстегнуть. Только напрямую – по старой дружбе.

– Че-го?! – Мороз почувствовал, что ему сводит скулы: – А потерпевшей? Матери девчонки погибшей ты тоже заплатишь?!

– Само собой, – удивился вопросу Воронков. – Чего остается? Да не забивай голову. С ней-то я сам порешаю. Кто она там? Доярка? Свинарка? Штук пять тысяч баксов отвалю, чтоб без обид. Всмотрелся в Мороза. По-своему определил причину молчания. – Да ты чего? За глаза хватит. Она больше тыщи рублей никогда не видела…Ладно, добавлю. Пусть хавает. Мне главное, с вами разойтись. Давай по двадцать тысяч тебе и Тальвинскому…Даже дело прекращать не надо. Просто отпускаешь под подписку. И я ныряю в Москву. А там сам все порешаю. Важно сейчас из-под топора уйти. А? Так как? По рукам и – разбежались?

Боясь не сдержаться, Виталий схватил трубку:

– Это Мороз. Пришли кого-нибудь наездника в камеру забрать. – Э-э! Ты чего? Так переговоры не ведутся! – заволновался Воронков. – Скажи свои условия! Могу по пятьдесят.

– Что? Страшно стало? Паучило! – припомнил Мороз любимое словцо Рябоконя. – Ничего, привыкай бояться. Борец с прежним режимом. И в чем же после этого разница между тобой и Паниной? По мне так… – В чем? Ты меня с этой лярвой на одну доску?!.. – Воронков задохнулся. – Думаешь, если вы меня по ее указке «накололи», так и ногами топтать можно? Я чистый! Да, с девчонкой грех вышел. Но заказных убийств, в отличие от мэрши вашей, не организовывал!

– Что-то ты заговариваешься со страху.

– А ништяк! Думаешь, не знаю, как семь лет назад «авторитет» нынешний Добрыня, через которого она делишки свои вершит, по ее указке полковника милицейского пришил?

– Что несешь?

– Да ладно – «несешь»! Слухом земля полнится. Убил, а документы, не будь дурак, припрятал. Зато и живут теперь в тесной спайке и любви: он ее бумагами держит, она…

– У тебя есть доказательства?

– Были бы, давно бы ее, стерву, раздавил. Но ничего – скоро наша возьмет. Все вскроем! Пометем коммуняк. И вас, ихних прислужников, заодно!

– Сия будущность покрыта мраком, – отреагировал Мороз. – А ближайшие события я тебе предскажу. Что б ты тут мне ни нес, а ты для меня такой же бандит, как они. И – не уповай на удачу! Не будет ее у тебя. Подружку твою вычислю. Даже если придется все твои фирмы прочесать. Ты ж наверняка баб по месту работы фалуешь. Что ты, говорил, новенького прикупил? Цементный и.. Хлебзавод?!

Последнее название Мороз едва не проглотил. Есть ключевое слово! Но если догадка верна, лучше б оно не возникало!

Он стремительно пригнулся к Воронкову и по наитию выдохнул:

– Что? С Тальвинской ездил?

И по тому, как переменилось лицо подозреваемого, понял, что попал в точку.

12.

В сущности Воронков был прав в одном нехитром своем провидении: вызов в горисполком не мог не быть связан с его делом. Потому Андрей не слишком удивился, когда не застал там Муслина. Пожилая секратарша без промедления проводила его прямо к председателю, то бишь к Маргарите Ильиничне Паниной.

– Ну, здравствуй, Тальвинский. Присаживайся. Она несколько постарела. Впрочем, может быть, впечатление это усиливалось строгим, приличествующим мэру серым костюмом, скрашивавшим прежнюю откровенную сексапильность.

Панина кивнула в сторону стола заседаний, уселась напротив:

– Чай? Кофе?

– Говори уж сразу, зачем вызвала.

– Гляди-ка! Не изменился. Такой же – лобастый, упрямый. Собственную судьбу поломать готов, лишь бы на своем настоять.

– Уже поломал. Так что давай о деле, Маргарита Ильинична.

– А у меня каждая секунда – дело! Зачах, похоже, в райончике своем. Вот-вот надорвешься, – опытным женским глазом она пытливо выискивала следы неухоженности.

– Только не говори, что догадалась прямо сейчас.

– Ну, зачем? Слежу. Не чужие все-таки. Хоть ты, как выяснилось, добра не помнишь.

– Зато ты – сплошной рождественский подарок.

– То, что ты на своем месте до сих пор сидишь, – это и есть мой тебе подарок. Скажешь, нет?

Возразить на это было нечего. После назначения Паниной председателем горисполкома Андрей еще с полгода ждал приказа о своем снятии, а то – и об увольнении. Но – не дождался.

Панина прежним, размашистым шагом обошла стол и, остановившись позади Тальвинского, как когда-то, положила руки ему на плечи, сжала призывно пальцы. Андрей оставался неподвижен.

– Забыл меня, – упрекнула она. – Впрочем, как скажешь: деловые отношения – оно даже крепче. По какому вопросу позвала, знаешь?

– Нехитро догадаться. Донес по утру твой впередсмотрящий.

– Маловато в тебе чинопочитания, Андрей Иванович.

– Зато в Муслине вдвое. Так что свою долю угодливости от милиции ты получаешь.

– Он, между прочим, твой начальник. Не боишься так-то? Хотя ты дерзок. Может, потому и сошлись когда-то. Хочу, Андрей, еще раз попробовать тебя в свою команду завербовать. Пусть ершишься, но вижу: шишек за эти два года набил… Набил, набил! Даже глазищи твои попритухли.