– Это флаг вам в руки – меж собой разобраться, – безразлично отреагировал Мороз. Не было больше в нем сочувствия к Воронкову. Хоть и поливал тот грязью ненавистную Морозу Панину. Потому что все, о чем витийствовал Воронков, было полуправдой. То есть это была правда «про тех». А другая, важнейшая, состояла в том, что и те, и этот друг друга стоят. И именно ЭТОТ, любитель ухарской езды с бабами, позавчера ночью с легкостью необыкновенной снес в кювет велосипед вместе с ехавшей на нем женщиной, переехал тельце трехлетней девочки и исчез, даже не оказав помощь несчастным жертвам. А, уверившись, что о причастности его к аварии никому не известно, и думать забыл о растерзанных им походя людских судьбах. Все мысли человека, обагренного чужой кровью, крутились исключительно вокруг нового лакомого куска – Химкомбината.
Что ж, на этом и стоит построить тактику допроса. Мороз принялся инпровизировать.
– К нам в самом деле поступило заявление, – объявил он. – Что позавчера вечером, между двадцатью двумя – двадцатью тремя часами, гражданин Воронков с неустановленными соучастниками проник в помещение избирательного центра нынешнего мэра. – О, дурдом-то! – Воронков искренне поразился. – Откуда были похищены отпечатанный агитационный материал, а также вся оргтехника, включая два факса, ксерокс…
– Ну, блин! Совсем, гляжу, от страха ополоумели.
– Так что, готов дать пояснения? – Тебе – согласен!
– Тогда пройдемся по пунктам, – Мороз как бы нехотя подтянул лист чистой бумаги. – Собственно, у нас их два. Мог ли сам Воронков совершить данную кражу и для чего она ему понадобилась? Быть может, эти факсы он планирует использовать для личных нужд? – Нужны мне их факсы подержанные. Да я сам могу каждому из них по новому факсу купить и на уши натянуть.
– То есть записываю, – материально не заинтересован. Что подтверждается…Какую имеешь недвижимость?
– Фабрики, заводы, газеты, пароходы. И вообще я акула империализма. Достаточно?
– Меня интересует недвижимость и транспорт, записанные на твое имя. И давай, слушай, без эмоций. Как говорится: раньше сядешь, раньше выйдешь.
– Ладно, ладно. С чего начнем? – Автотранспорт.
– Ну, милый. У меня только на цементном и на хлебзаводе по гаражу.
– Транспорт, записанный на твое имя?
– Девятка. Жена ездит. И Джип «Чероки». Мой.
– Это ж дорогущий!
– Не дороже денег.
– Сам водишь?
– Обычно шофер. Бывает сам. Когда шофер лишний! – он подмигнул.
– Понятно, – Мороз зафиксировал услышанное. – А недвижимость какая?
– Пятикомнатный кооператив на Скворцова. Все налоги уплачены. Можете проверить.
– Проверим. Дома? Дачи?
– Коттедж под Знаменским. Да у тебя в бумагах это должно быть. Сморчок ваш старый еще в восемьдесят девятом каждую доску там обнюхал. Баб я в этот коттедж вожу, – Воронков интимно пригнулся: – Надеюсь, законом не запрещено?
– Не запрещено. И позавчера вечером, во время налета на избирательный центр, тоже?
– Именно. И, что для боссов твоих особенно прискорбно, как раз где-то с восьми до пол-одиннадцатого вечера. Называется – железное алиби. Так что не обломилось этим козлам на сей раз.
– Как фамилия барышни, с которой был?
– Много будешь знать, скоро состаришься.
– Тогда кто может подтвердить? – Чего проще? Охрана, водитель.
– Во сколько вернулся домой? – Не помню. Где-то к часу ночи. Да об этом у жены можно уточнить. – По дороге до трассы что-нибудь необычное замечал?
– Да нет как будто. Даже встречных машин не было. Погоди, к чему вопрос-то?! – в ерническом тоне Воронкова появились новые, взвинченные интонации. И Мороз, встретившись с ним взглядом, понял, что до того, кажется, начала доходить подоплека задаваемых вопросов. Терять время на обходные маневры больше не имело смысла.
Отбросив, как ненужный, листок, Виталий вскочил с места и впрыгнул прямо на стол, нависнув над подозреваевым. – А к тому, что ты, мразь, именно около одиннадцати часов ночи на джипе своем пьяный раздавил трехлетнего ребенка и вместе со своей девкой преспокойно убрался восвояси!
– Да ты чего, малый?! – пухлые губы Воронкова сами собой распустились. Он попытался привстать. Но, благодушный перед тем Мороз сделал злое, придавливающее движение коленом. Так что дальнейшие попытки Воронкова высвободиться напоминали трепыхание пришпиленного мотылька. – Я!..Так вот вы как!..Во куда повернули! Требую прекратить политический заказ!
– Заказ! Политика! – передразнил Мороз. – Чхал я на вашу политику и на вас на всех! – Мороз и впрямь едва сдержал слюну. – Для меня ты – обычный уголовник. А в этой епархии, можешь быть спокоен, я разбираюсь. Хотя, не! Не обычный. Не бытовуха какая-нибудь на нервах. То, что ты сделал, сделал неслучайно: от безнаказанности и от дерзости своей. Ты не просто себя богатеем почувствовал. А – властным над людьми. Ты вверху, а все остальные…мусор. По младенцу, как по тряпке, проехался.
– Уже и мотивчик подвели! – выкрикнул Воронков. – Сказано и – отрезал: никого и никогда не давил!
– Понимаю. Выскользнуть хочется. Ой ведь как хочется! Ан – не выйдет. Ты уехал из коттеджа в двадцать два сорок! Так?
– Не помню.