До войны женщины могли быть работницами на фабриках, продавщицами, официантками, телефонистками, машинистками, кассиршами, горничными и так далее. Прошедшие более специализированное обучение могли вписать свои имена в листы ожидания на должности учителей, библиотекарей, медсестер, личных секретарей и ждать, пока откроется соответствующая вакансия.
Теперь женщинам стала доступна практически любая работа. Они работали кондукторами трамваев, лифтерами, разливали пиво, доставляли молоко, заменяли мужчин на почте, носили красивую форму и работали на бруклинской военно-морской верфи, называясь морячками. Мужчины перестали уступать им места в метро.
Женщины надели брюки. За неимением женских брюк, надевались брюки братьев. Женщины сбросили каблуки и обулись в оксфорды с гетрами. Они наводнили цирюльни, чтобы коротко остричь волосы. Они перестали пощипывать щеки, чтобы добавить румянца. В ход пошли румяна. Женщины закурили сигареты. Подобно мужчинам спорили о политике. Приближалось время, когда их допустят на избирательные участки и позволят голосовать.
Короче говоря, женщины наконец-то обрели свободу и жили на всю катушку.
Война пошла на пользу даже рынку недвижимости. Объявления «Сдается внаем» повсеместно исчезли, и потенциальные квартиросъемщики выплачивали хозяевам «бонус», если им первым сообщалось о свободной квартире. Люди, жившие в меблированных комнатах, теперь могли позволить себе квартиры, жильцы съемных квартир переехали в собственные, а бывшие собственники квартир — в небольшие домики на Лонг-Айленде, которые могли купить в длинную рассрочку с мизерным первоначальным взносом, с небольшой доплатой за встроенный кухонный уголок.
Домовладелица Милочка Мэгги Мур процветала. Вздорное семейство Хили уже съехало, оставив после себя тридцать долларов долга, сломанный стул и джентльмена, проживавшего в закутке коридора, отгороженном под спальню. В свое время Милочка Мэгги поверила рассказу миссис Хили, что это ее зять, который «остановился» у них на время, потому что его жена только что «покинула этот мир».
Джентльмен не съехал вместе с Хили, потому что заплатил за свой закуток за два месяца вперед. Нет, он не приходился им родственником, как он сообщил Милочке Мэгги, но у него действительно недавно умерла жена. Она оставила ему двухлетнего сына, которого отдали в приют, и он платит приюту по пять долларов в неделю, пока снова не женится. Да, есть некая вдова, как он признался Милочке Мэгги, с которой они собираются пожениться через год, когда пройдет пристойный срок после смерти его первой жены. Он намеревался жениться снова, чтобы у ребенка были дом и мать.
«Ах, если бы только он разрешил мне поселить ребенка здесь вместо того приюта, пока не женится. Я была бы так счастлива за ним присматривать», — подумала Милочка Мэгги.
«Если бы только мне хватило духу попросить ее разрешить мне взять сына сюда за пять долларов в неделю. Он бы ночевал со мной, и она такая добрая…»
Но ни он, ни она не озвучили свои просьбы.
Постоялец продолжил снимать свою комнату за десять долларов в месяц, а остальную квартиру Милочка Мэгги сдала семье, которая с превеликой охотой платила за нее двадцать пять долларов в месяц. Теперь вместо пятнадцати долларов аренда приносила тридцать пять. Налоги остались прежними, и остаток на банковском счете пошел в рост.
Из этих денег Милочка Мэгги потратила немного на себя. Она купила блузку из прозрачного креп-жоржета и кружевной лиф, чтобы поддевать под нее, узкую юбку и туфли на высоком каблуке. Вместо фильдеперсовых чулок она стала носить шелковые.
Милочка Мэгги по-прежнему устраивала четверговые вечеринки при церкви. Она пользовалась популярностью у парней — кто-нибудь всегда провожал ее до дома. Девушкам она тоже нравилась. Некоторые из них сделали себе короткие стрижки и уговаривали Милочку Мэгги последовать их примеру.
— Мэгги, почему бы тебе не подстричься а-ля Ирэн Касл?
У нее в голове тут же прозвучал голос Клода: «Классическая простота твоей прически…»
— С такими высокими скулами ты была бы вылитая Ирэн Касл, правда, девочки?
Джина Фид, сестра Сынка, питавшая к Милочке Мэгги почти родственный интерес, заявляла:
— С твоим лицом ты могла бы стать моделью.
— Это всего лишь лицо, — отвечала Милочка Мэгги.
«Китаяночка». Ей вспомнился звук его голоса. Воспоминания все еще навевали на нее грусть, но уже не причиняли боли.
Милочка Мэгги заикнулась Лотти о том, что хотела бы остричь волосы.
— Не смей, — в ужасе ответила Лотти. — Не смей обрезать волосы.
— Почему, тетя Лотти? Все девушки стригутся. Так с волосами проще управляться.
— Послушай меня, если у женщины не будет волос, что тогда
Милочка Мэгги решила не стричься.