Милосердие в тебе (СИ)

Мысли в голове Клода не особо отличались от волнений его спутницы. Раздражение вызывало нахмурившееся юное личико. После проведённой ночи вместе, он ожидал увидеть Элисон влюблённой, даже более того — счастливой, но две параллельные складки в районе переносицы вовсе не говорили об этом. Он думал, что она сожалеет о содеянном и при первой же возможности опять сбежит от него к своему любимому послу. От мысли этой ему захотелось поморщиться, и волнение в мгновение сменилось ещё большим негодованием. Ему нужно было придумать, как удержать юную особу, как не впустить в сознание её эту несуразную идею побега.

— Тебе неприятно моё общество? — Фролло решил начать с того момента, что волновал его больше всего, — Я настолько противен тебе?

Он внимательно смотрел на девушку, чья грудная клетка замерла по окончанию его вопроса. Но она ничего не ответила, лишь прерывисто задышала.

— У тебя не получится убежать от ответа, — хмуро заметил судья, — Ты знаешь, что я настойчив и не уступлю, пока…

— Вы вовсе не противны мне, — зелёные глаза удерживали его внимание какой-то неведомой ему силой. Они заметно потемнели, но темнота эта не спрятала заблестевшие искорки, — Я вижу, что совсем не знаю Вас, но… я хочу знать.

— Тебе известно, что Хайвэл безгранично упрям, — Клод осторожно взял женскую ладонь в свою, — Я понимаю, что тороплю события, но другой возможности я не вижу. Я считаю должным обсудить с ним наши отношения и верю, что дело разрешится верным путём, но для этого мне нужен достаточно весомый аргумент и твоё согласие.

***

— Дитя, пройди со мной, — архидьякон несколько настойчиво взял брюнетку за локоть и отвёл в сторону.

Священнослужитель лишь растерянно хлопал своими большими глазами, отчаянно отказываясь поверить в происходящее. Он бросил неуверенный взгляд в сторону судьи, что невозмутимо стоял со своей шляпой в руках, а затем взглянул на звонаря, который кажется находился ещё в большем смятении, но продолжал держать небольшой кусок ткани, хранивший два серебряных кольца.

Служитель собора с трудом сглотнул ком в горле — происходящее являлось следствием его действий и поверить в факт своей вины он отказывался. Старик надеялся, что девушка поможет судье отказаться от его бесчеловечной теории, а итог оказался совершенно противоположным. Неужто она настолько слепа?

— Элли, ты можешь попросить убежище.

— Простите? — девичьи глаза заметно округлились.

— Судья Фролло ничего не сможет сделать, мы находимся в стенах собора, — архидьякон обхватил холодную ладонь девушки в знак того, что ей нечего бояться, — Квазимодо ночью покинет колокольню и позовёт мэтра Джентиле… — он говорил, словно заворожённый, продолжая успокаивающе поглаживать девичью ладонь.

— Боже! Нет! Не нужно никого звать!

— Элли, не бойся, — служитель продолжал настороженно смотреть в сторону Клода, что в своей тёмной сутане казался ещё более бледным, а старое, морщинистое лицо его — ещё более мрачным.

— Святой отец, неужели Вы совершенно не слушали меня? — возразила юная девушка, обвив пальцами тёплую ладонь старика, — Я пришла сюда по своей воле и у меня есть существенная причина торопиться — я не хочу, чтобы люди говорили о нас или высказывали осуждение союза, что их не касается.

— Элли…

Квазимодо молчал. Пристально устремив свой взгляд на судью, кажется, хотел проникнуть в его мысли: на лице его было привычное ему выражение усталости. Но теперь звонарю удалось уловить новую черту, которую он ранее не замечал, да и сейчас способен был лишь почувствовать. Она появилась относительно давно, но с каждым днём становилось все резче и понять её значение горбун никак не мог. С некой надеждой он взглянул на архидьякона, который ещё серьезнее изменился в лице и, вернувшись к алтарю вместе с девушкой, начал читать молитву.

Квазимодо и архидьякон были единственными свидетелями Таинства, но даже такое малое количество присутствующих заставило сознание Клода теряться в каменных стенах. Мысли совершенно не собирались соединяться в его голове и, смотря на горящие свечи, он уже стал паниковать — речь служителя церкви подходила к концу, а он совершенно позабыл о существовании клятвы. Ситуацию ещё усугубляло осознание подготовленности мадмуазель Бадлмер к венчанию и её чрезмерно серьезное отношение к церемонии. Но выбора у него не было.

— Элисон, я соединяю свою жизнь с твоей. В присутствие Господа, я обещаю любить тебя. Я беру тебя со всеми твоими недостатками и достоинствами и взамен прошу о том же. Я клянусь быть тебе во всем опорой.

Приподняв взор, судья встретился с её большими, влюблёнными глазами и по взгляду он понял, что она всецело принадлежит ему.

— Я выбираю тебя, как человека, с которым разделю свою жизнь.

***