— Нтъ, не такой человкъ былъ мой упокойничекъ, чтобы наживаться, — проговорила она, спустя минуту, и прибавила:- Да и то сказать, сталъ бы наживаться, такъ его и духу не было бы у князя. Дотуда его и любилъ князь, покуда онъ зналъ, что Иванъ не изъ корысти ему, какъ собака, преданъ. Князя тоже провести было трудно, по глазамъ читалъ, что человкъ думаетъ. Станутъ ему говорить что-нибудь про человка, а онъ смотритъ такъ прямо, прямо въ глаза, а самъ все слушаетъ, слушаетъ да вдругъ и оборветъ: «все-то ты, братецъ, врешь и врешь!» Сгоритъ это, просто, человкъ со стыда-то…
Мы дохали до большой станціи, и я пошелъ обдать, прервавъ на-время бесду со старухой.
— Да, примчательный человкъ былъ князь, а случился грхъ и его обошли, — заговорила старуха, когда я снова вернулся въ вагонъ.
Она, очевидно, во время, моего отсутствія мысленно продолжала теперь разсказъ именно съ той точки, на которой остановилась, — съ способности князя читать по глазамъ чужія мысли.
— Кто же это его обошелъ? — спросилъ я.
— И сказать-то срамъ: наша сестра, баба, — отвтила старуха, качая головой.
— Это интересно, разскажите! — попросилъ я свою собесдницу.
Она только этого и ждала.