Милые бездельники

Бываютъ минуты, когда человкъ ощущаетъ непреодолимую потребность высказаться передъ кмъ-нибудь, раскрыть свою душу. Въ такія минуты легче пережить въ разсказ, выплакать давящее грудь горе, чмъ молча хранить его въ глубин души. Я какъ-то чутьемъ угадалъ, что моя милая старушка переживала именно такую минуту. Прежде я уклонялся отъ всхъ разспросовъ о постигшемъ семью несчастьи, теперь мн казалось, что я не только могу, но долженъ спросить объ этомъ, и я задалъ вопросъ, котораго, казалось, только и ждала Марья Ивановна. Она встрепенулась, осмотрлась кругомъ: вс гости уже услись въ зал за карточные столы и мы были одни; это, повидимому, успокоило старушку, не думавшую отвчать отказомъ на мой вопросъ и въ то же время не желавшую посвящать въ семейныя тайны «чужихъ»; меня она уже давно привыкла считать за «своего» и даже говорила мн «ты». Она, прикрывъ чайникъ салфеткой, начала разсказъ…

— Ты Владиміра-то Степановича нашего вдь знавалъ? — спросила она меня.

— Обручева? Вашего двоюроднаго брата? — спросилъ я въ свою очередь.

Она утвердительно кивнула головой.

— Нтъ… Слышалъ о немъ мелькомъ… Но знакомъ съ нимъ лично не былъ…

Я лгалъ. Я хорошо зналъ и по слухамъ, и по нсколькимъ встрчамъ этого человка, занимавшаго видное положеніе въ обществ по своему богатству, по своимъ связямъ и въ то же время слывшаго отъявленнымъ скрягой, негласнымъ ростовщикомъ, жестокимъ, безсердечнымъ человкомъ. Его надменная и отталкивающая, длинная и сухая фигура съ маленькой головой, съ землисто-желтымъ лицомъ, съ густыми бровями, съ острымъ взглядомъ коршуна, навсегда запечатллась въ моей памяти. Онъ такъ ясно и живо припомнился мн теперь, какъ будто онъ стоитъ передо мною. Тмъ не мене, мн не хотлось сознаться, что я зналъ его, — зналь только съ дурной стороны, почти за негодяя.

— И не мудрено, кто и зналъ его, тотъ старался не знать, — замтила она со вздохомъ. — Вотъ ужъ если бы подъ судъ попалъ даже безъ вины, такъ и тогда бы въ Сибирь упекли. Ненависть-то въ людяхъ къ нему такъ сильна была, что въ чемъ бы его ни обвинили — всему бы люди поврили. А тоже несчастный человкъ былъ, всякаго состраданія достойный…

Я невольно сдлалъ гримасу.

— Да, да, нечего кислое лицо-то длать, — горячо сказала старушка, вступаясь за своего родственника. — Вы, новые, молодежь, все съ налету судите, умомъ, а сердцемъ… Гд оно у васъ, и не сыщешь! Право!

Она безнадежно махнула рукой.