Милый яд

Келлан не просто покончил с собой после того, как принес письмо Лии. Возможно, это было последнее, что он сделал перед тем, как покончить с собой. Я скрывала это от нее. Ей ни к чему было знать боль от попытки спасти кого-то, окончившейся неудачей. Это было достаточно болезненно, даже если добьешься успеха. Я видела это каждый раз, когда она смотрела на меня.

Слова Тейта, сказанные в тот день, когда я призналась в своей Большой Тайне, эхом отдавались в моей голове. Он был прав. Впервые я признала тот факт, что существовала возможность и похуже, чем то, что Лия спасла меня.

– Шарлотта… – ее голос был мягким. Как будто она думала, что разобьет меня вдребезги, если поднимет голос еще чуточку выше. Думаю, она испугалась, заметив что-то в моем взгляде, потому что в кои-то веки повела себя так, будто ей было что терять между нами. Она медленно встала, как будто загоняла в угол животное. – Шарлотта, – повторила она.

Я не ответила. Я развернулась и пошла прочь. Эта красная нить судьбы, соединяющая нас, распуталась, освободив меня.

Но почему-то я только сильнее почувствовала себя в ловушке.

Глава сорок четвертая

= Шарлотта =

Если я упаду, буду ли сожалеть об этом?

Эта мысль занимала драгоценное пространство у меня в голове. Я оказалась на крыше впервые после смерти Келлана, зависнув над выступом и размышляя о том, как одиноко падать, когда некому тебя подхватить.

Как он, должно быть, был напуган.

Письмо было надежно спрятано в кармане моей толстовки. Я открыла его по дороге сюда на такси, прочитала первую строчку и сунула обратно в конверт.

Слишком напуганная тем, что там найду.

Что было само собой разумеющимся, учитывая, что мы говорили о Келлане (парень мастерски управлял мной, нажимая на нужные кнопки), и первое предложение состояло из угрозы.

Сент-Пол все еще не отгородил доступ на крышу, кроме этой нелепой ржавой цепи и таблички «НЕ входить», расположенной над противоречивым набором экстренных инструкций по подъему на крышу в случае наводнения.

Честно говоря, тот, кто содержал это место, сделал все возможное, чтобы черепица на крыше была как можно более негостеприимной. Все здесь осталось по-прежнему и при этом стало иным. Тревожное и холодное пространство, но полное теплых воспоминаний.

Птичий помет, вороньи перья, окурки и отдаленные отголоски выпитого пива и разговоров о книгах – и это только то, что я смогла увидеть.

На улице было темно. Я босиком отошла на несколько шагов назад, потому что выскочила из квартиры без обуви. Пальцы на ногах поджались от холода.

– Сделай это, Шарлотта. Открой его. Перестань быть такой трусихой.

Я втянула воздух и включила подсветку на телефоне, уставившись на конверт. На нем была восковая печать с буквой «А» в круге. Расколола ее пополам. Я не удержалась в такси. Но печать – доказательство того, что Лия не читала письмо.

Может, она решила, что это открытка на день рождения.

Я открыла конверт.

Два ключа упали мне на колени. Тяжелые и винтажные. Выкованные вручную. Я сунула их в карман, чтобы изучить позже.

Затем развернула письмо Келлана, разглаживая края, которые с годами загнулись.

Я читала.

Я плакала.

Я была разрушена.

Глава сорок пятая

Мой милый яд, позволь предварить это словами: если ты заплачешь, я отрекусь от тебя из самого ада. Не то чтобы я верил в ад. И не то чтобы я особенно верил, что ты будешь плакать. Просто подстраховываюсь.

Была не была.

Да будет тебе известно: это не предсмертное письмо. Это письмо, которое я напишу последним. Говорю тебе это сейчас, чтобы ты не винила себя в случившемся. На самом деле, ты – единственная причина, благодаря которой я продержался эти четыре года.

Не буду вдаваться в подробности, почему я так поступил. Мы оба знаем, почему я покончил с собой. Это решение зрело во мне давно, и, хотя я знаю, что ты делала это из благих побуждений, мы с тобой сделаны из разного теста. Черная слизь. Знаю, тебе хотелось бы думать, что мы похожи, но, поверь, под твоей внешностью скрывается что-то крепкое. А я внутри истекаю кровью. Я пустой и пропащий. Я ходячий труп, и мое существование отвратительно.