Милый яд

Я рассмеялась, не зная, что причиняло боль сильнее – его присутствие в его отсутствии или когда он полностью исчезал.

– Поверить не могу, что мне было так страшно подниматься на крышу. Счастливые воспоминания все еще здесь. Я чувствую их.

Если бы я закрыла глаза и очистила свой разум от последних четырех лет, то могла бы снова увидеть нас здесь, украдкой переглядывающихся и смеющихся над какой-нибудь сказанной нами глупостью.

– Меня интересовало кое-что… – Я прислонилась к колонне, наслаждаясь ветром. Опьяненная болью, я почти смогла убедить себя, что это был Келлан. – Зачем ты вообще подавал заявление в Гарвард, если не собирался туда поступать?

Ветер стих.

Я ждала ответа, но его не последовало.

Через некоторое время ветер перестал хлестать меня по щекам. Я осознала уровень своего одиночества. Мне не с кем было поговорить о смерти Келлана. Не на кого наорать. Выплеснуть ярость. У меня даже не хватило смелости навестить Тейта и излить свой гнев на него, его отца, Ханну. Была просто… я. Вот в чем фишка одиночества. Как только оно вошло в вашу жизнь, то уже не уходило.

– Одиночество – это прелюдия, не так ли? Вкус грядущих дней.

У меня еще есть сестра. У меня еще есть будущее. И я живу в самом густонаселенном городе страны. Если я не могу найти друга из девяти миллионов человек, живущих в Нью-Йорке, то некого винить, кроме себя.

Дело не в том, что ты не можешь. Ты этого не хочешь. Никто не сможет с ним сравниться.

– Если бы она отдала письмо вовремя, если бы не попросила те гребаные сигареты той ночью, ты бы еще был жив?

Никакого ответа.

– Как я могу простить Лию?

И снова никакого ответа.

Но я уже сама пришла к заключению. Сердце наконец-то было согласно с разумом. Прощения не будет. У нас нет будущего. Нет противостояния.

Говорить не о чем.

Последняя трещина в зеркале нанесена.

Мы не смогли это исправить.

Нам был нанесен непоправимый ущерб.

Намерение не имело значения.

Этого просто не произошло.

Все, на чем я могла сосредоточиться, – это результат. Келлан умер, и я могла предотвратить его смерть. Неудивительно, что в тот день Лия вбежала в горящий дом. Потому что альтернатива, подобная моей, казалась дерьмовой. Казалась провалом. Той, о которой я вынуждена помнить каждый божий день, пока дышала, в то время как он не мог.

Я уставилась на письмо, как будто это был мой спасательный круг для Келлана.

– На этот раз я тебя не подведу.

Мне нечего сказать Лии.

Но мне было что рассказать Тейту.

Для начала о рукописи.

Глава сорок седьмая

= Тейт =

Терренс Маркетти не переставал изобретать новые способы вызывать у меня ненависть. В три часа ночи я проснулся от безостановочного звонка в дверь. Как поступил бы ребенок.

Или Терри. И, наверное, в седьмой раз за этот месяц он забыл ключи и поднял шум посреди ночи.

Черт возьми.

В кои-то веки я хотел бы знать, на что похожа нормальная семейная жизнь. Вместо этого я уткнулся лицом в подушку, надеясь поспать еще несколько минут.

Настолько мне не повезло.

Терри перестал бить в звонок и начал колотить кулаком в дверь.

Какого хрена?

Я бросился вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз, несмотря на туман перед глазами. Если я окажусь в больнице со сломанной шеей, Терри найдет способ подать на меня в суд.

Сжав дверную ручку так, что побелели костяшки, я дернул ее, втягивая холодный воздух.

– Новое правило: если ты забыл ключ, не приходи домой…

Я уставился на проклятие моего существования. Она была одета в то же, в чем я видел ее в больнице. Непримечательный костюм с юбкой, доходившей ей до икр и скрывавшей ее формы в избытке дешевого хлопка. Огромная толстовка с капюшоном прикрывала ее торс.

Только на этот раз она была босиком. С красными глазами и вцепившаяся в предплечья, пытаясь держать себя в руках. Она стучала зубами и выглядела так, словно ей не помешали бы горячая ванна, щетка и успокоительное.

– Чарли?

Для тебя – мисс Шарлотта Ричардс, придурок.

– Я пришла поговорить насчет рукописи Келлана, – решительно заявила она. С ее пальцев капала кровь, пачкая толстовку.

– Господи, что, черт возьми, случилось с твоей рукой?

– Ты не открывал дверь.

– Поэтому ты решила сломать руку? Ты осознаешь, как дико это звучит? – Я потянулся к ее кулаку. – У меня есть аптечка первой помощи.

Она покачала головой и отдернула руку.

– Всего лишь царапина. Заживет. Не меняй тему.

О чем, черт возьми, опять шла речь? Ее кулак отвлек меня. Я напряг мозги, пытаясь вспомнить, что она сказала.

Что-то о Келлане.

– Рукопись, – сообщила Чарли.

Я покачал головой. Поднял ладонь. Понял, что мне не за что ухватиться, и сжал чертову штуковину в кулаке, держась за себя, как это делала она.

Она знает о рукописи.