Миндаль, корица (СИ)

— Да врёшь ты всё! Такая же ты! — Он хватает её за запястья, держит, сдавливает, мнёт большими пальцами огрубевшие подушечки на ладонях и, зарываясь лицом в её пахнущие летом и солнцем волосы, говорит: — Для меня такая же, как тогда, на берегу, помнишь? Вот не думал я, что когда-нибудь подобное кому-то говорить буду, но… Эма, однажды, когда мы поехали туда, ты сказала, что хочешь запомнить нас навсегда в том самом дне. Сказала, что хочешь запомнить берег в заливе, песок и морскую пену. Ты-хотела-посмотреть-своими-глазами-на-ебучий-океан-находясь-посреди-него-Эма! И я знаю, что с тех пор ничего не изменилось, потому что чёртов океан на месте, он никогда не меняется, и ты тоже! А ещё раньше, вспомни, ты просила научить тебя обращаться с катаной. Я побежал за тобой и, когда поймал, спросил, что ты выберешь, смерть или плен, помнишь? А помнишь, что ты ответила?

— Я смерть выбрала. Теперь… — Она поворачивает голову и говорит так тихо, что он даже не слышит — по губам читает слова: — Теперь плен выбираю.

========== и алый закат (она) ==========

Комментарий к и алый закат (она)

Nico Muhly - She’s Made a Mistake

За окном, конечно, не океан.

Океан ей никто и не обещал. Даже он. Вообще, он всегда обещал что-то очень простое. Быть рядом. Обеспечить жизнь в достатке. Любить. Защищать. Не умереть раньше времени тоже обещал — именно это обещание было для неё таким странным, хоть говорил он вроде бы в шутку, с усмешкой, но она чувствовала угрозу, и только гораздо позже поняла, в чём дело: оно было самым трудновыполнимым.

За окном летний вечер.

За окном яблоня.

За окном, конечно, не океан…

С ним, признаться, ей никакой океан никогда и не нужен был. От него она требовала только его самого, и ничего больше.

Но детские мечты так и остались детскими мечтами где-то там — на побережье под светлым песком, под холодной водой, под солнцем, под снегом, под временем. И когда она в который раз заводила разговор о том, что они могут жить, как обычные люди, что они могут уехать куда-нибудь, что он может бросить группировку Майки, ведь там и без него справятся, он отвечал лишь: «Не еби мозги». Это ей было просто. Это она, в принципе, умела. Правда, порой задумывалась, а вдруг были правы те люди, которые в своё время со всех сторон смотрели на неё осуждающе, болтали за спиной, показывали пальцами, а иногда и в открытую говорили, что она не для такого отброса, как он, что он её погубит, раздавит, уничтожит. Задумывалась, и сразу же эти мысли отвергала. Да, она чувствовала, что её уничтожают. Но точно не он. Скорее она уничтожала себя сама.

Слишком много ожиданий было ею возложено на счастливое будущее, на взрослую жизнь. Раньше она и представить не могла, что будет видеть во снах смерть того, кого любит, и кого, как назло, снова нет рядом, потому что работа, о которой лучше не спрашивать, отнимает слишком много времени. Она не думала, что станет напоминать ему давнюю ложь, когда он сказал, что завершил все дела с группировкой и даже нашёл нормальную работу, как у всех простых людей. Она не думала, что в ответ он напомнит ей про её привязанность к другому человеку, которого и в живых-то нет. Она не думала, что так отчаянно они оба будут пытаться забыть друг друга — со временем это даже вошло в привычку: она забывала и его, и все дурные сны, с ним связанные, в который раз уезжая навечно, а он забывал её множеством своих проверенных способов.

Теперь опасно не то что говорить, даже думать о прошлом — из-за него настоящая жизнь стала слишком тонкой. По крайней мере для Эмы. В страхе она спряталась здесь — это единственное, что она могла сделать: остаться наедине со своими воспоминаниями и уверять себя, что там, во внешнем мире, у всех всё хорошо (у него всё хорошо). Главное, не возвращаться. Главное не возвращаться и ничего не портить. Главное, не поддаваться на уговоры (его или свои собственные) и не пытаться начать сначала. Главное не начинать сначала. Главное не начинать сначала. Главное не начи…