– Они не для игры, – заявляет Марин. – Это произведение искусства, и твое бренчанье их погубит.
– Вы следите за мной?
В ответ на молчание Марин Нелла похлопывает по инструменту.
– Струны провисли. Из-за плохого ухода.
Она горделиво поворачивается и уходит наверх. Комната Марин – в конце коридора второго этажа – пока не исследована, и Нелла глядит вдаль на замочную скважину, воображая себе келью аскета. В ярости она даже хочет туда войти. Кто такая Марин, чтобы ей запрещать?! В конце концов, это она, Нелла, – хозяйка дома.
Однако Нелла возвращается к себе и в смятении глядит на картину с дичью: окровавленные перья, искривленные клювы… Боже всемогущий, Марин еще и музыку ненавидит! Лютни делаются не для того, чтобы вешать на стену!
Если Марин и заговаривает с ней, то дает указания или приводит имеющие целью унизить цитаты из Библии. Когда обитатели дома собираются вместе в передней слушать Священное Писание, Нелла с изумлением обнаруживает, что возглавляет действо именно Марин. У них дома этим занимался отец, когда был трезв, а теперь сестрам и матери читает Карел, в свои тринадцать лет уже имеющий солидный опыт.
В остальное время золовка сидит в зеленом бархатном кресле в гостиной и с усердием проверяет расходы. Вертикальные столбцы счетной книги для нее – нотный стан, и цифры-ноты вызвякивают на нем тихую мелодию. Нелла хочет спросить о делах мужа и сахаре Мермансов, но разговаривать с Марин всегда непросто.
На третий день, однако, она решается. Склонив голову, словно в молитве, золовка, как обычно, сидит в гостиной со счетной книгой на коленях.
– Марин!
Нелла впервые называет ее по имени и остро ощущает свою дерзость. Доверительности между ними этот шаг не прибавляет.
– Да? – Марин вскидывает голову, подчеркнуто кладет перо на открытые страницы и опирается на великолепные резные подлокотники с растительным орнаментом. По тяжелому, неприветливому взгляду серых глаз Нелла заключает, что история с лютней не забыта, и начинает нервничать. С пера на бумагу капает клякса.
– Так будет всегда?
Дерзкий вопрос накаляет воздух. Марин выпрямляется.
– Как «так»?
– Я совсем его не вижу!
– Если ты про Йоханнеса, могу тебя заверить: он существует.
– А куда он ходит?
Нелла переводит разговор, чтобы Марин пришлось отвечать основательнее. Однако второй вопрос приводит к еще более странному эффекту, чем первый: лицо Марин превращается в маску.
– По-разному, – отвечает она ровно и скупо. – На биржу, пристань, в контору ВОК на Хогстратен.
– И… чем он там занимается?
– Хотела бы я знать, Петронелла!..
– Ты знаешь. Я уверена, что ты…
– Делает золото из грязи, гульдены – из воды, продает чужой товар по выгодной цене, снаряжает в плавание корабли, думает, что он всеобщий любимчик, – вот и все, что я знаю! Подай мне жаровню, у меня ноги как сосульки!
Это, вероятно, самая длинная цепочка фраз за все время их знакомства.
– Можно разжечь камин. – Нелла подвигает одну из маленьких жаровен, и Марин прижимает ее ногой. – Хочу посмотреть, где он работает. Скоро его навещу.
Марин закрывает счетную книгу с пером посередине и, не сводя глаз с потертой кожаной обложки, произносит:
– Я бы не стала этого делать.
Нелла понимает, что пора заканчивать вопросы, ведь ей на все отвечают «нет», однако остановиться не в силах.
– Почему?
– Ты помешаешь.
– Марин…
– Твоя мать наверняка предупреждала, что так будет! Ты же не за местного нотариуса замуж вышла.
– Но Йоханнес…
– Петронелла! Ему нужно заниматься делами. А тебе надо было выйти замуж.
– А вот тебе – нет! Ты ни за кого не вышла…
Марин поджимает губы, и Нелла ощущает слабую искорку триумфа.
– Да. Но у меня всегда было все, что я хочу.
На следующее утро Марин выбирает место из Книги Иова про судьбу, уготованную беззаконным, а заканчивает прозрачными водами Евангелия от Луки.
Она читает торопливо и немузыкально, словно смущается собственного голоса, эхом отдающегося над бесконечными черно-белыми плитами; ее руки хватаются за подставку для книги, как за спасательный плот. Под монотонное чтение золовки Нелла поднимает глаза вверх, размышляя, почему Марин до сих пор здесь и не замужем, без золотого обруча вокруг пальца. Или ни у одного мужчины недостало мужества выносить ее нападки? Злобная мысль приносит радость.
И это моя новая семья? Невозможно представить, что кто-то из них хоть раз засмеялся, кроме разве что сдержанного хихиканья в рукав. Корнелия занята бесконечными заботами по дому. Если она не готовит на кухне, то полирует дорогую мебель, подметает пол наверху, стирает белье или моет одно за другим нескончаемые окна. Всем известно, что труд взращивает добродетель и спасает добропорядочных голландцев от лени и преступной роскоши. И все же есть в горничной что-то небогоугодное.