Забегите и в школу. В школу-десятилетку, которую по-заграничному именуют гимназия. Украинские мальчики и девочки поют по-украински «Вічний революціонер».
Разумеется, вам не слышно, какие песни мы на Украине поем. Может, говорим, не слышно, а может, — слова из песни не выкинешь, — может, простите, вы оглохли…
Недавно мы избрали в украинский советский парламент доярку Задуйвитер и рабочего-каменщика Недайборщ. Такие уж украинцы — куда там! И что же — единогласно избрали.
Почему? Да потому, что в нашей стране трудящийся человек любой национальности дорог и глубоко уважаем.
Что же еще можно сказать?
Был в нашем селе панок. У того пана батраком служил дед Матвей. Дед очень любил панов. Даже молился.
— Пошли, боже, — говорил, — всем панам царство небесное.
Когда над полями украинскими освободительным громом грянула Октябрьская революция и на панов нашла хвороба, этот пан слезно зарыдал. Раньше, когда грабил людей и под свои благородные ноги награбленное подгребал, — смеялся. А тут, значит, взревел.
Дед Матвей и спрашивает:
— Пан, чего это вы так громко ревете?
А пан и говорит:
— Дал бог голос, вот и реву.
Дед Матвей спокойно:
— Да оно, как вам, пан, в сказать: бог дал голос и ослу. Ревите, пан!
Может, этот панок, если его черт не схватил, где-нибудь и теперь за океаном ревет.
Пусть ревет, бог всем дал голос…
ВПЕРЕД И ВПЕРЕД…
Высокие-высокие горы. Каменистые. Скалистые…
— Туда двинемся! — подала клич Правда. — Туда, на горы высокие, на горы крутые. На горы кремнистые, тернистые… Всенародно двинемся, чтобы черные тучи разогнать и печаль и горе людское одолеть!
Сильные духом сразу, без всякого колебания, смело пошли. Мужественно шли, радостно пели и с радостью призывали:
— Веди нас, Правда, веди!
Слабые заколебались. Тихонько говорили:
— Скала… Тернии… Не долезем!..
Это одни, а другие:
— Полезем, а нас в дороге настигнут снега да подуют ветры. Да, не дай боже, поднимется метель… И получится так — ни в гору, ни под гору…
Третьи иной акафист пели:
— Что мы на той круче забыли? А? Чего мы там не видели? А? Такое придумали — черт знает куда переться! К самым тучам карабкаться! Разве нам в долине плохо? Жили же наши деды в низине, жили и прадеды. Жили, век свой проживали и никогда на такую высоту не взбирались. А нас черт несет!
Оно бы, конечно, можно и попробовать, есть ли на горе мед. И как его там раздают — на кило или, по-старому, на фунты. Так, видите, уже и сейчас веет, веет-повевает… Мокро, скользко… Если дорога станет сухой, гладенькой, ровненькой… Тогда — да! Тогда возьмем ложки и палки и потихоньку-полегоньку начнем карабкаться. Говорим — были и такие, были и этакие!
— Куда — вон туда? На данном этапе и при данной технике мы не доберемся. Вершина эта нам не под силу. Какие гиганты человеческого разума до этих высот добирались — и то не добрались. Ей-богу, не тащите людей в пропасть! Посмотрите, какие глыбы! Колоссаль!.. Сорвешься — прямо в пропасть дурной тыквой угодишь!
А Правда непрерывно звала:
— Вперед! Только вперед и вперед! Кто в лаптях, кто в холщовых рубашках — за мной! В гору и в гору!
Шли… Шли и спотыкались… Шли и падали… Поднимались, вставали и снова храбро и терпеливо шли…
Прибегали всякие желтые, серые, белые, пепельные. Лопотали, шептали:
— Мужички… Деревенщина… Вы куда — в гору? Что вы, галушками объелись? У вас же дома поросята, телята… А ну-ка, хлопец, подойди. Ну-ка, опрокинь чарочку!
А хлопец:
— Дядька, не надо. По-хорошему говорю — отойдите!
А товарищ хлопца, еще больше горькой жизни хлебнувший:
— Кому говорят — уйди! Тебе говорят — уйди, гад! А то сам с ушами в землю войдешь!
А пепельные ехидно нашептывали и ехидно припевали:
— «Разлука ты, разлука…» Бабоньки! Вы куда? Куда вас черти несут? В гору — да? За равноправным венком — да? А бога забыли? Милостивый вам же завещал: «Жена! В гору не беги, косы заплети да борщ вари и перед мужем поясницу гни!» Ты чего, курносая, смеешься?
А курносенькая:
— Вы, дядя, простите, малахольный! У нас вчера на собрании мужья и жены единодушно решили: «Отречемся от старого мира».
А седенький, старенький кочегар сказал смутьяну:
— Ты чего воду мутишь? Зачем теткам баки забиваешь?
— А тебе чего, старина, надо? Я культурно пою: «Маруся ты, Маруся, отравилась колбасой тпру-тпру…» Отойди, не лезь в глаза.
— Не отойду.
— И почему ты такой вредный — не отходишь?
— А потому…
— Почему?..
— Почему, почему… Присматриваюсь. Ты случайно не сынок Пуришкевича?
Шум, гам, крик поднялся:
— Поймали!
— Кого поймали?
— Зубастую акулу поймали.
Словом, зубастые вдоль и поперек прыгали и сновали. Сновали тут и елейные:
— Слыхали, говорят, в Донбассе голодранцы вскарабкались на высокую-высокую гору. Залезли да и смотрят — чудо! В небесном сиянии, в золотых ризах сидит бог-отец. Освященным рубцом бог Саваоф достойных причащал. Глянул господь бог — нечестивцы к сияющему небесному престолу лезут.
Слушательница, затаив дыхание, накрест сложила руки.
— К престолу?.. К небесному?.. Лезут! О боже, супостаты! Таки долезли?!