"Минос" изрек это с такой уверенностью, будто это было не обычное суждение, но пророчество. И, поддаваясь смятению, овладевавшему его духом помимо разума и воли, мессер Данте осмелился спросить о других своих стихах. А заодно — о творениях иных поэтов, которые были им известны.
Его спутники, словно обрадовавшись поводу переменить разговор, охотно повели речь о поэзии, обнаружив немалое знание искусства стихосложения. Потом беседа зашла о творениях Аристотеля и Платона, где таинственные спутники снова выказали немалую ученость. Вскоре мессер Данте уже думал, что давно не имел чести беседовать со столь просвещенными и интересными людьми. И если в начале мессера Алигьери вводила в недоумение та бесшабашность, с которой его спутники предавались праздничному разгулу, то со временем он решил, что они — люди небывало жадные до знания и жизни, и потому к их слабостям стоит быть снисходительным — так же, как снисходителен он был к героям поэм Вергилия. Так, беседуя на возвышенные темы, мессер Данте и его спутники добрались до дома. Тут "Минос" и "Бахус" учтиво простились со своим собеседником.
— Мы не чаяли вас застать, — сказал мессер Минос, — потому передали вашему слуге небольшой подарок для вас, мессер Данте. Окажите нам честь, примите его. Ибо вы сегодня подарили нам несказанную радость.
В знак признательности он коснулся рукой одежды мессера Данте и вдруг нахмурился, встревоженно посмотрел на собеседника.
— Скажите, а последняя часть вашей комедии дописана?
— Она близится к завершению, — ответил мессер Данте. — Но этим летом сеньор Равенны Гвидо да Полента намерен поручить мне важное дело…
Мессер Минос озабоченно кивнул:
— Да, поездка в Венецию. Там нездоровые места, мессер Данте. Я умоляю вас, окончите свою поэму до отъезда! Ибо потом, боюсь, у вас не будет досуга заняться ею. И… прощайте, мессер Данте. Что-то подсказывает мне, что судьба более не сведет нас. Хотя, если вы вдруг окажетесь в моих владениях, то всегда можете рассчитывать на мое гостеприимство.
И, откланявшись, они заспешили прочь.
Пребывая в отменном состоянии духа после приятной беседы, мессер Алигьери вернулся домой. Там он нашел подарок своих случайных собеседников. Это оказалась книга в отличном переплете, на котором было вытеснено золотом "Il Dant". Внутри он обнаружил превосходно переписанные стихи своей комедии, с иллюстрациями. Мессеру Алигьери показалось, что он знает руку мастера, выполнившего их. И чем более он вглядывался в рисунки, тем более убеждался, что не ошибся в своих догадках. Единственное, что поначалу смущало его, было то, что этот иллюминатор скончался уже лет двадцать назад и никак не мог прочесть поэму. Но, вспомнив беседу со своими случайными знакомыми и поразмыслив, мессер Алигьери в страхе отложил книгу и осенил себя крестным знамением.
И всю весну неустанно трудился, чтобы завершить свою поэму.
Летом, как всем известно, мессер Алигьери действительно отправился в Венецию в составе посольства и заболел жесточайшей лихорадкой, которая, несмотря на усилия врачей, той же осенью свела его в могилу. Перед смертью, как я уже говорил, он поведал эту историю своему сыну Якопо. В доказательство её правдивости он показал ему книгу, и тот, рассмотрев ее, сам спрятал в сундук, завернув в бархат. Но после смерти мессера Данте ни книги, ни ткани, в которую она была завернута, детьми его найдено не было. Якопо, внимательно разглядывавший книгу, тем не менее уверяет, что она не могла ему пригрезиться".
Глава 8 Постпостскриптум. Игры богов
Игры богов.
Данный рассказ является самостоятельным произведением, примыкающим к роману "Минос, царь Крита".
Примечание автора.
Часть 1.
Аид. Бридж.
О том, что сегодня пришел конец сроку пребывания среди живых Миноса, царя Крита мне по очереди сообщили все три мойры. Сначала сухощавая, вечно озабоченная Атропос, потом — добродушная Лахезис и, наконец, хлопотливая толстуха Клото.
Я ждал этого дня долго, с самого рождения сына Европы. Потому что Критянин не был простым человеком. Да, он прожил всю жизнь, так и не осознав своей божественной природы. Нет в том ничего удивительного: не так уж мы и разнимся — люди и боги. И уж тем более не знал Минос того, что родился он богом особенным. Редко появляются на свет те, кому под силу быть владыкой в царстве мертвых. Умение принимать смерть как порог, за которым таится манящая, многообещающая тайна и трепетное отношение к воспоминаниям (ибо мы, боги мертвых, не только разрушители, но и хранители прошлого) — еще не все. Но я следил за каждым шагом царя Крита и теперь точно был уверен, — этот вынесет и людей, поскольку и любит их, и не питает никаких иллюзий на их счет. И вечность, потому что скука — не его болезнь.