— И что с того? — сразу распалился в гневе Зевс.
— Ты — великий анакт богов, но все же мойры древнее и могущественнее нас с тобой, мой возлюбленный брат, — все так же кротко ответствовал я, довольный, что брат ярится. Значит, понимает слабость своих доводов, — И я страшусь ссориться с ними. Да и тебе не советую устраивать распрю с тремя мудрыми сестрами, ибо и ты, и я — подвластны судьбе.
— Сильный сам определяет свою судьбу! — запальчиво воскликнул Зевс. Я скрыл улыбку. Что он, игрушка в руках мойр, знает о судьбе? Его открытый и вспыльчивый нрав делает его уязвимым для хитрецов, желающих одержать победу над анактом всех богов. Что же, если ему так хочется — я позволю ему вступить в распрю с древними богинями, и подожду, когда он утомится, получая от них чувствительные удары. Но, к моему удивлению, Зевс нахмурил свое гладкое, царственное чело и изрек горделиво и величаво:
— Но было бы неразумно для анакта сеять вражду меж подданными. И я не хочу воздвигать распрю меж владычицами судеб и мною или тобою.
Вот как? Значит, уже переговорил с мойрами, и отпор получил. Хотел бы я знать, чем пригрозили ему порождения первоначального мрака, если он так легко отступает? Я согласно кивнул и поспешил возлить целительный бальзам слов на свежую рану его самолюбия:
— Никогда не сомневался в твоей мудрости, о, анакт всех богов. И не сомневаюсь, что твоя сила и крепость духа столь велики, что древние дочери Эреба вынуждены будут смириться с твоим решением. Но ты ведаешь, как страшусь я свар между богами, и как исходит желчью моя печень при виде чужой вражды.
Выждал немного и добавил, глядя прямо в глаза брату:
— Мне по душе твои помыслы на счет Миноса.
Зевс не умеет лгать, глядя в глаза, и потому мою ложь принял, не раздумывая, рассмеялся, обнажая в улыбке крепкие, ровные, словно крупный жемчуг, зубы, произнес снисходительно:
— О да, мой кроткий и миролюбивый брат, о да! Мне это известно. Но я не собираюсь уступать им своего возлюбленного сына, столь ревностно послужившего мне. И, зная, сколь умело можешь ты погасить огонь вражды ранее, чем он разгорится, я хотел бы спросить твоего совета. Как я могу получить Миноса, чтобы древние мойры не могли меня ни в чем упрекнуть?
— Ты уже говорил им о своем желании? — я не хотелбы, чтобы Зевс считал меня проницательнее, чем ему кажется.
Брат неохотно кивнул и поморщился:
— И они возвысили свои голоса и ярились так, что даже ужасные фурии не могли бы с ними сравниться! Я сулил им милости и награды, но…
Понятно, еще больше распалил их ярость. Богини судьбы любят считать себя неподкупными. Подкупить то их можно, но так, чтобы посулы не были явными.
— … они были непреклонны!
— Коли так, просить их снова о снисхождении поздно, — я умело изобразил неподдельную скорбь в голосе и, в подтверждение искренности своих слов, горестно развел руками. Задумался. Надо было предложить сразу несколько путей: Зевсу нравилось, чтобы последнее слово оставалось за ним. И брат не должен был заметить скрытые ловушки.
Зевс терпеливо молчал, давая мне время на раздумье.
— А если разделить ответственность между богами? — неуверенно изрек я после долгой паузы. — Пусть каждый выскажется за или против. Одно дело, коли Мойры ополчатся на одного тебя, а другое, если весь Олимп станет против них!
— Весь Олимп! — саркастически фыркнул Зевс. — О, брат мой, ты живешь в своих пределах с любящей супругой, в окружении богов, которые не смеют спорить с тобой! Тебе невозможно и представить, какие козни строят против меня наш брат Посейдон, сестры и даже мои собственные дети!!!
— Да полно, — улыбнулся я с деланным простодушием, — Ты можешь быть и милостивым, и грозным, и понимаешь, чего ждут ближние твои и как с ними стоит вести разговор. Много ли труда составит склонить богов на твою сторону? Я в том не сомневаюсь! Это мне, не наделенному ни телесной, ни душевной мощью, робкому и слабому, приходится соглашаться со всеми.
Лесть была грубее некуда. Попробовал бы я такое сказать моей сестре Гере. Или Деметре, да даже кроткой Гестии! Враз бы уличили во лжи и язвительно высмеяли. Но мои младшие братья не отличались проницательностью. Зевс самодовольно улыбнулся.
— Да, мне известно, что тебе не дано твердости духа. У тебя нет желчи, брат мой. Но ты умен и хороший советчик. За что я люблю тебя, Аид, и доверяю тебе. Ведь ты всегда на моей стороне.
— Да, — кивнул я и грустно улыбнулся, — Но… Но… позволь мне сегодня быть против — я страшусь распри с мойрами! Если чаша весов станет колебаться не в твою пользу, изображу сомнения, заведу речи о примирении и постараюсь взять твою сторону.