Минус четыре по Цельсию (СИ)

- Моя ты сердцеедка, - целую ее в макушку. - Мы тут об лед бьемся, не на жизнь, а насмерть, а девочка, понимаешь, созрела…

Валька смотрит на меня с хитрым прищуром.

- Марат, кстати, явно где-то практику проходил, - заявляет она. – Целоваться умеет… Хоть и младше меня на год, но… С ним не скучно, да и язык у него хорошо подвешен… Чем-то вы с ним похожи…

Я легонько щелкаю ее по носику.

- Только не вздумай ему об этом сказать, - наставительно говорю я. – Подобные сравнения до добра не доводят…

- Ничего-ничего, пускай поревнует, - коварно сверкает глазами Валька.

- Не в ревности дело… - качаю головой. – Одна моя… знакомая, очень хорошая и умная…

- И красивая? – тут же уточняет Валька.

- Божественно, - честно признаюсь я. – Так вот, она мне как-то сказала, что вот так вот сравнивать человека с кем-то, с кем ты был близок, или который тебе был небезразличен, это сильно обижает. Лучше так не делать…

Она внимательно меня рассматривает, улыбаясь и игриво поводя кончиком язычка по губам.

- Этой твоей… знакомой, - тихо произносит она, - и вовсе бы не стоило нервничать по поводу сравнения с Танькой. Она сама во сто крат красивее…

Я опускаю голову, не выдерживая ее пытливого взгляда.

- Ваш этот «Инстаграм» нужно приравнять к иноагентам и запретить нафиг, - ворчу я.

Валя не обращает внимания на мои слова.

- Ты, Сереж, - неожиданно серьезно говорит она, - просто следи за тем, чтобы ваши с ней… взгляды не поменялись местами. Пока она смотрит на тебя с обожанием и восхищением, а ты снисходительно позволяешь себя любить – в этом нет ничего плохого. На тебя многие так смотрят… Но если вдруг… Ты понимаешь? Если, не дай бог… Второй раз Анечку вытащить не получится, она либо руки на себя наложит, либо в дурку заедет. И только ты в этом виноват будешь… Ясно тебе?

Я поднимаю глаза и встречаюсь с ее острым и совершенно неласковым взглядом, на дне которого отражаются недвусмысленно обещанные мне адские муки. И вместо того, чтобы отмахнуться, отшутиться или поставить на место зарвавшуюся малолетку, я просто киваю без тени улыбки.

- Второго раза не будет, - говорю ей. - Обещаю.

Валентина смотрит на меня внимательно, а потом снова ныряет мне под руку, пристраивая свою кукольную головку у меня на груди.

- Анечка, правда, как-то сказала, - заговорщицки шепчет она, - что если уж и готова в последний раз тебя с кем-то разделить, то только со мной…

- Валька, имей совесть!

Она нахально хихикает, и взгляд ее снова подернут блудливой поволокой, сводящей с ума всех, кому выпадает счастье оказаться под его лучами.

- Лови момент, Сережечка, - томно поводит плечиками она, - пока Кондрашов тебя не обскакал. Со мной можно. Я своя… А вот чужих мы тут не любим…

И, изящно изогнувшись, Валька сладко целует меня в губы.

И вот как всегда… На самом интересном месте в самый что ни наесть момент в зал, сопровождаемый галдящей толпой малолеток, заходит, весь из себя сияющий Леша Железняк, заставая меня, разумеется, в весьма недвусмысленном положении…

 

Короче говоря, под Элтона Джона и его «Йелоу брик роуд» мы с Артуром накрутили произвольную, выйдя, так или иначе, на компромисс и с Нинель, и с собственной совестью. Теперь мне со всем этим взлетать. И не свалится бы… Контрольные прокаты показали, что народ в этом сезоне решил расслабляться, и героический штурм множественных четверных прыжков отложен как минимум на год. Это правильно. Травмироваться сейчас – это гарантированно слететь с формы. А нагонять упущенное в олимпийский сезон ох как сложно. Уж я-то знаю…

Первые аккорды и я начинаю программу с крюков-выкрюков, вперемешку с беговыми. Мой первый элемент – сложный и малоприятный каскад тройной аксель – тройной риттбергер. Здесь, как никогда, все решает скорость. Иными словами, чем быстрее я уйду во второй прыжок после приземления акселя, тем качественней все получится. Остается самая малость – чисто все исполнить.