Минус четыре по Цельсию (СИ)

- Но видел, и у меня нет сомнений. А во –вторых…

Я открываю на своем телефоне Ютюб и в строке поиска набираю запрос. На экран тут же горстью вываливаются видео с парижского чемпионата, из которых я выбираю одно.

- Я когда у Сашеньки в больнице был, - объясняю, - у нее по телевизору крутились разные мои записи… Ей Лерка накачала, для душевного успокоения… Ну вот я тогда случайно эту сьемку и увидел. Там секунд десять всего. Но ясно все. Смотри.

Я нажимаю на большой белый треугольник посередине экрана и придвигаю телефон к ней.

Ледовый стадион. Бортик. У бортика крупным планом Нинель, Мураков, Артур, Масяня… Сзади, чуть левее, широкий арочный проход, ведущий под трибуны в расположенные внизу гимнастические залы и раздевалки. Мужская раздевалка находится ближе всех, синяя дверь с приклеенным на ней постером и информационной надписью… Камера ловит то одно, то другое знакомое лицо. Народ готовится к началу проката.

- Вот сейчас смотри… - говорю я Нинель.

Крупный план нашего тренерского штаба. Задний план – пустой проход. И медленно приоткрывающаяся дверь раздевалки.

Его лицо видно прекрасно. Не остается сомнений, кто это. И то, что у него в руках большой красный шуруповерт тоже. Он быстро озирается по сторонам и, подняв с пола спортивную сумку, сует в нее свой инструмент… А вот появляюсь я, из глубины перехода. Иду в сторону раздевалки. Замечаю его… Но он не обращает на меня внимания, скорее, просто не видит, и уходит в сторону трибун, доставая на ходу из кармана телефон… Я смотрю ему в след, а потом, поворачиваюсь и подхожу к тренерам… Это уже передний план. Нинель отвлекается от разговора с Артуром, смотрит на меня и, бросив короткую фразу, кивает. Я тоже что-то произношу… Нинель смотрит укоризненно, Масяня смеется и легко толкает меня в сторону раздевалки. Ухожу… Открываю синюю дверь и скрываюсь за ней…

Запись окончена. Нинель еще несколько секунд задумчиво смотрит куда-то в сторону.

- Я помню, - говорит она, - тот день. Разозлил ты меня тогда…

- Разозлил… - киваю я.

- Вы же, как дети, не понимаете, что со стороны по вам видно все… Буквально… Какой ты был измочаленный, и какая Шахова твоя сияющая… Два и два складывать не нужно… А потом я узнаю про эту вашу с Тарановым авантюру… Вот честно, выгнать его тогда хотела, чтобы ближе Курска или Белгорода ему тренировать никого больше не давали…

- Ну а как тебе… главный герой фильма?

Ее губы сжимаются в тонкую ниточку, а в глазах блестит недобрый огонек.

- Всегда считала его скользким типом… Талантливым… Но, - она качает головой. – Каков мерзавец… И главное, зачем? Ради кого?… Эх… Артем-Артем…

Ролик на телефоне повторяется снова и снова, демонстрируя нам Артема Розина и его паскудство.

- Мне бы тоже очень хотелось понять, ради кого, - говорю я. – Но узнать это мы можем только у Авера или у самого Артема. Но Артем не скажет ничего, хоть ты его пытай. Ведь он же понимает, что любое его признание автоматически доказывает то, что он – преступник.

Неожиданно, Нинель усмехается.

- А с… самим Джокером ты не хочешь пообщаться? Это ж тебе, как раз, легче легкого…

- Хочу, конечно, - киваю я. – Но на сегодняшний день у меня на эту роль имеется целых три кандидатуры. Разной степени вероятности, но тем не менее. Угадать я пока еще не рискую. А выходить на разговор нужно, согласись, имея стопроцентную уверенность.

Я беру ее ладонь в свою и подношу к губам. Нинель не сопротивляется. Смотрит на меня с усталой улыбкой.

- Поговори с Авером… - шепчу я, целуя ее пальцы. - Поговори с Авером… Поговори…

- Ну ладно!..

Она забирает у меня свою руку и снова глотает остывший чай. А я смотрю на нее с нежностью.

- Спасибо…

- Толкаешь меня черт знает на что, - ворчит она.

А на меня неожиданно накатывает игривая волна.

- А хочешь я тебя отблагодарю? - спрашиваю я, загадочно поводя бровями.

- В смысле? - не понимает она. – Денег мне дашь?

Ухмыляюсь и оценивающе оглядываю ее.

- Я даже готов отдать тебе свою благодарность авансом. Хочешь?

Она смотрит на меня, склонив голову. Потом вытягивает руку.

- Ну, попробуй…

Я касаюсь пальцем экрана своего телефона, открываю папку с фотографиями и нахожу ту, которую сделал сегодня. Увеличиваю, чтобы видны были лица, и вкладываю трубку в ее ладонь.

- Дарю, - говорю я. – Вдруг понадобится…

Нинель вглядывается в экран, потом откидывается на спинку стула и на вытянутой руке, с веселой улыбкой, рассматривает то, что я ей дал.

- А хорошо… - бормочет она. – И в самом деле… Ты быстро учишься, биджо. Жаль, ни чему-то хорошему. Но… Хорошо ведь, да?

Она аккуратно кладет мой телефон на стол, и мы вместе смотрим на экран.

И без тени стыда наблюдаем, как застыв в страстных объятьях, самозабвенно и беспечно целуются Авер и Лерка…

 

Вечером в воскресенье, после восхитительно проведенных вместе выходных, Анечка улетает на шоу в Сочи, а я снова остаюсь один. И традиционно уже начинаю свое утро понедельника с небольшой раскатки в «Зеркальном», пока еще есть минут сорок до начала основных разминок и классов по хореографии.

В моей душе долгожданный покой.