Минус четыре по Цельсию (СИ)

Рыжие пряди волнами разбегаются по ее плечам. В зеленых ведьмовских глазах сверкает отсвет луны.

- Танюша…

Обнимаю ее за плечи и прижимаю к себе. Она поддается, как безвольная кукла.

- Прости… - громко шепчу. - Прости…

- За что, Сереж?

Она мягко отстраняется, и я вижу, как на ее лице проявляется спокойная холодная улыбка. Меня прошибает пот.

- Ты сделал тогда свой выбор, Сережа, - произносит она тихо. – И я приняла его. А сегодня мне просто захотелось… Захотелось. Поностальгировать. Так что не принимай в серьез…

Она разворачивается и подходит к двери номера.

Догоняю ее, хватаю в охапку и прижимаюсь губами к ее шее. Она дрожит вся. Чувствую, как ее рука легко скользит по моим волосам.

- Отпусти меня, пожалуйста, - сдавленно шепчет она. – Отпусти, слышишь… Отпусти…

Она снова высвобождается, без усилия, но настойчиво.

Щелчок замка.

Ловлю ее ладонь.

Она оборачивается. В полумраке вижу блеск ее глаз у своего лица. Потом ее мягкие влажные губы на мгновение замирают на моих губах…

- Не исчезай… - посылаю я мольбу в пустоту.

Но в ответ слышу лишь тихий шорох закрывающейся двери.

 

В полнейшем раздрае, злой и невыспавшийся выползаю на утреннюю раскатку. Во всем теле безумная усталость и заторможенность. Катаю перебежками вдоль бортов, прохожу несколько раз дорожки. С ошибками, кое-как, захожу во вращения. О прыжках даже думать не хочется…

Рядом энергично рассекает Аня, вся в себе и в образе. Безупречный каскад лутц-риттбергер. Идеальный четверной сальхоф. Проносясь мимо, она приветливо кивает мне, на ходу складывая ладошки в сердечко. От этого у меня на душе становится еще гаже.

Бодрая и сосредоточенная Танька лихо приземляет один за другим трижды свой нелюбимый триксель. Пытаюсь поймать ее взгляд, но тщетно. Каждый раз, когда мы проезжаем рядом, она демонстративно отворачивается.

Через немогу, с нечеловеческим усилием, выдавливаю из себя каскад тулупов, чуть не свалившись с недокрута. Делаю круг. Тройками заезжаю в позицию. Тройной лутц. Всего лишь. Но это пока максимум на что я способен…

Нинель недовольна, смотрит на меня исподлобья, молча выслушивает, что ей справа и слева говорят Мураков с Клейнхельманом. Наконец, она опускает глаза и кивает. Дядя Ваня выбрасывает вверх правую руку, левой указывая прямо на меня.

Не спеша подъезжаю к ним. Все мое нутро тоскливо сжимается в предвкушении неизбежного.

Облокачиваюсь о бортик. Жду. Нинель водит пальцем по своему планшету. Все молчат. Наконец она поднимает глаза и смотрит на меня в упор.

- Ланской, скажи мне, только честно, - произносит она, - мы снимаемся сейчас, или позоримся до конца?

Не отвечаю. Мне нечего сказать. И смотреть на нее тоже не хочется.

- Значит так, - она закрывает планшет и аккуратно откладывает его в сторону, - четыре часа до старта у нас с тобой. Идешь сейчас к Валере, и пускай он попробует сделать из тебя хоть какое-то подобие человека. Если через три часа ты не будешь в форме, я тебя снимаю. Все.

Она жестом показывает, что разговор окончен и тут же переключает свое внимание на девчонок.

- Танюша, спину держи, - громко командует она, так что слышит весь стадион. – Аня, резче замах перед прыжком…

Танька с Анькой послушно дергаются, как марионетки на веревочках…

Сбросив в раздевалке коньки и натянув кроссовки, бегом несусь в медицинский блок. К Валере.

Валера Лобанов - наш штатный врач и массажист. Волшебник с внешностью медведя из мультфильма про Машу. Говорят, что в его силах оживить мертвого фигуриста и заставить его откатать программу, прежде чем тот снова умрет. Надеюсь, что испытывать на себе такие его способности мне не придется. А вот попробовать снять с меня утомленность и крепатуру после вчерашней перегрузки – просто необходимо. Потому что срыв старта – это почти что приговор. И вылет из сборной, на радость некоторым…

Подхожу к белой пластиковой двери, нажимаю ручку.

Внутри тихо, пахнет аптекой. Где-то галдит приемник, транслируя задорную французскую скороговорку. Прохожу через узкий коридор и протискиваюсь в следующую дверь.

В большой, светлой комнате вдоль стен стоят прозрачные шкафчики с документами и какими-то склянками. У окна – большой письменный стол. Пол устлан мягким серым ковролином Посредине помещения – два процедурных стола. Один – пустой. У второго, склонившись, массивная фигура в салатовом комбинезоне. На столе, на белой простынке, кто-то лежит. От этого кого-то мне видны только ноги – длинные, стройные, мускулистые – которые фигура в комбинезоне сильно, споро и умело, разминает и поглаживает.

Деликатно покашливаю в кулак.

Валера оборачивается через плечо, окидывает меня быстрым взглядом и кивает на соседний стол.

- До трусов раздевайся и жди, - хрипло приказывает он…

Сижу по-турецки на плоской, жесткой столешнице, жду… И наслаждаюсь открывшемся мне зрелищем.

Закончив со своим первым пациентом, Валера уходит в подсобку. И я вижу, с кем он работал до меня.

- Привет!

Она поворачивает ко мне голову и, узнав, заливается краской.

- Ой…

Голенькая, в одних тонких трусиках с забранными в хвост роскошными русыми волосами, балеринка Валечка смотрится просто потрясающе.