Мир

— Ты бы сперва послушал, прежде чем приставать к ребёнку с идиотскими разговорами! — заявила она. — Каждый раз она говорит этому Тёнесу, что ничего у него с ней не выйдет; а коли не веришь, я расскажу тебе то, о чём все уже знают: этот Тёнес чуть не помешался от этого; слоняется в поле сам по себе целыми днями, а Серине посылает письма с дурацкими стишками; да на вот, посмотри-ка сам!

Она сходила в комнату и вернулась с листком бумаги, протянув его Эноку. Серина затаилась.

Энок просмотрел стихи; что, этот Тёнес придуривается? Каким корявым языком он пишет, подделываясь под деревенскую речь! Хм!

Ветер шумит над долиной,
И в поле совсем я продрог.
Согрей меня, грешного, Боже!
— Эх, коль умереть я б мог!
А люди совсем погрязли
В трудах и в мелкой возне.
Спаси меня, грешного, Боже!
В могилу хочется мне!
Пастор своё бормочет,
Учитель строчит на листе;
Утешь меня, грешного, Боже!
Ведь жизнь уже в тягость мне!
А девушка громко смеётся
И с жуликом в танце кружит…
Спаси меня, Боже, несчастного!
Совсем мне не хочется жить!
Прощай же, мир суетливый!
Я знаю — я здесь чужой.
И в море сверкающем синем
На дне я найду покой…

Энок сунул листок в карман и ушёл. Хм… Анна пользовалась доверием детей; они могли поверить ей всё что угодно; но ему… к нему никто не подходил. Они боялись его. Он был где-то не здесь; в другом месте; чужой в своём собственном доме; — цок… цок…

…Лето выдалось невероятно дождливым.

Шесть недель дождь лил почти без перерыва. Небо нависло над холмами, давящее тяжёлыми облаками; земля истекала водой; и вверху, и внизу — всё была вода, так что трудно было различить. Тучи заполонили всё; небо стянулось, как мешок. А на западе, в вечном дождевом тумане, темнело море.

Жуткая гроза низко катилась над землёй разрывным дождём и горящими молниями; она могла не прекращаться целыми днями. Огромные потоки уносили песок, мелкие камни и навоз по низинам, тащили с собой сено и размывали луга; дороги были смыты, мостки снесены; сено гнило в стогах, и сенокос повсюду остановился.

Иногда казалось, будто Господь смилостивился; солнце вставало с утра, сияя на ясном небе, и небо было чистым и голубым, как водная лагуна. Люди выползали из домов, метали стога и разбрасывали сено — быть может, погода продержится до вечера, если не дольше… Но старики качали головами. Солнце пекло слишком жарко, по-нездоровому горячо; в поле не было росы, что также не предвещало ничего хорошего; надеяться было не на что. А ближе к обеду облачка начинали сбиваться в стаи; на юге и юго-востоке вырастали горы туч; маленькие облачка становились большими и собирались воедино; над горами темнело, над морем чернело; солнце пробивалось сквозь тучи, но в конце концов угасало… «О Боже! Озари нас сиянием лика Твоего!» — кричал Энок небу, пытаясь отыскать на нём хоть один проблеск.

Но свинцовые тучи затмили всё. Солнце ушло и спряталось. Первые тяжёлые капли падали, как слёзы отчаяния. Люди бежали, как будто то было делом жизни и смерти, в яростной спешке сгребали сено, смётывая полусгнившие стога. А над головами грохотало, один удар за другим, дождь падал и лил; мокрые, как вороны, люди махали рукой, желая только добраться побыстрее до дома, обсохнуть и сменить одежду.

А сено оставалось в стогах, пока не становилось чёрным; жабы и лягушки устраивали там свои гнёзда, жили хорошо, воспитывая сыновей и дочерей. Кислый запах гниющего сена стоял над землёй, навевая ужас; уцелевшая трава на лугах, залитая дождём, сгнивала на корню; та же участь постигла и посевы. Самые плодородные участки поля пришлось скосить и пустить траву на компост.

Энок был словно заперт среди множества водных потоков, сжигаемый страхом, с которым не мог ничего поделать. Наступали последние времена. Кругом темнело и чернело; воздух наполнялся водой и огнём; небеса сомкнулись; солнце не озаряло своим сиянием; всё мироздание сбилось и перевернулось вверх дном. Господь забыл про договор с Ноем и желал устроить миру ещё один потоп. Недаром прошлой зимой так яростно шумело море, и на небе было так много испуганных, падающих звёзд.

Лёжа тёмными ночами, Энок дрожал, когда гром грохотал над верхними балками и дождь лил как из ведра. Вода поднималась всё выше и выше. Вот-вот она дойдёт до самых стен; а потом ещё выше и унесёт всех прочь; прочь в своём бурлящем жёлтом потоке, прочь в бушующее море.

Однажды ночью Энок перепугался до смерти.