Мир без конца

– Скорее всего Аннет готова принять деньги: в этом ее поддержит отец, а может, и муж, Билли Говард, – но Вулфрик из тех, кто верит, что правда важнее денег. Гвенда будет с ним заодно, как положено верной жене, а отец Гаспар примкнет к ним из принципа. Важнее всего то, что им понадобится посоветоваться с лордом Уильямом, а лорд поступит так, как захочет леди Филиппа. Она же тебя почему-то ненавидит. С другой стороны, женщины склонны предпочитать худой мир доброй ссоре.

– Так что может выйти по-всякому.

– Вот именно.

Позавтракав, постояльцы «Колокола» потянулись наружу, пересекли рыночную площадь и двинулись к постоялому двору «Суд», где должно было состояться заседание. Времени оставалось в обрез.

Наконец Вулфрик возвратился.

– Она отказалась, – резко бросил он и отвернулся.

– Погоди, приятель. – Мерфин привстал.

Вулфрик не остановился и вновь исчез наверху.

Ральф выругался. Какое-то время он надеялся на спасение, но теперь его жизнь в руках присяжных.

С улицы донесся громкий звон ручного колокольчика: помощник шерифа созывал всех на заседание. Мерфин поднялся. Ральф неохотно последовал за братом.

Они вернулись в «Суд» и прошли в просторное заднее помещение. В дальнем конце на возвышении из досок стояла судейская скамья. Так ее называли, но на самом деле это было резное деревянное кресло, похожее на трон. Скамья пока пустовала, но писарь за столом перед помостом изучал какой-то свиток. Сбоку располагались две длинные скамьи для присяжных. Других сидячих мест в помещении не было, всем остальным полагалось стоять. Порядок на заседании поддерживал судья, в чьей воле было осудить любого нарушителя спокойствия: судебное разбирательство не требовалось в тех случаях, когда свидетелем выступал сам судья. Ральф заметил до смерти перепуганного Алана Фернхилла и молча встал рядом с ним.

Он начал подумывать, что ему вообще не следовало сюда приходить. Выдумал бы какой-нибудь предлог: мол, захворал, или перепутал дни, или лошадь охромела по пути. Впрочем, это лишь отложило бы слушания. Рано или поздно к нему явился бы шериф с вооруженными помощниками и взял под арест, а если бы он сбежал, его объявили бы вне закона.

Правда, быть вне закона все-таки лучше, чем повиснуть в петле. Может, удрать прямо сейчас? Он наверняка сумеет вырваться из таверны. Но пешком далеко не убежишь. За ним погонится полгорода; даже если горожане его не поймают, следом поскачут верхом помощники шерифа. А бегство будет равносильно признанию вины. Пока же можно рассчитывать на оправдание. Вдруг Аннет устрашится настолько, что начнет путаться. Вдруг не придут главные свидетели. Вдруг в последнее мгновение вмешается граф Роланд.

Помещение заполнялось. Вон Аннет с деревенскими, вон лорд Уильям и леди Филиппа, вон Эдмунд-суконщик и Керис, вон приор Годвин и его скользкий помощник Филемон. Писарь стукнул по столу, призывая к тишине, и из боковой двери показался судья – крупный землевладелец сэр Ги де Буа, лысый и пузатый. Он приходился графу старым товарищем по оружию, что могло оказаться Ральфу на руку; с другой стороны, леди Филиппа была ему племянницей и, несомненно, успела нашептать дядюшке всяких гадостей. Судья выглядел довольным, как человек, который позавтракал соленой говядиной и крепким элем. Он сел, громко пукнул и удовлетворенно вздохнул:

– Ну что ж, приступим.

Граф Роланд не появлялся.

Первым слушалось дело Ральфа, поскольку оно больше остальных интересовало присутствующих, включая самого судью. Зачитали обвинение и для дачи показаний вызвали Аннет.

Ральф почему-то не мог сосредоточиться. Он все это слышал раньше, но ему следовало бы внимать показаниям, искать нестыковки, признаки неуверенности, сомнений и колебаний, однако он ощущал себя обреченным. Его враги явились во всеоружии, а единственный могучий защитник – граф Роланд – отсутствовал. Только брат стоял рядом, но Мерфин уже сделал все, что мог, и не преуспел. Надежды не оставалось.

За Аннет стали вызывать свидетелей: Гвенду, Вулфрика, Пег, отца Гаспара. Ральф прежде думал, что обладает полной властью над этими людьми, но каким-то образом они его одолели. Старшина присяжных, сэр Герберт Монтейн, был из тех, кто теперь не подавал Ральфу руки, и задавал вопросы, словно призванные возбудить всеобщее возмущение преступлением: больно ли было? Много ли крови? Плакала ли Аннет?

Когда очередь выступать дошла до Ральфа, он поведал историю, которой присяжные явно не поверили, и говорил тихо, путаясь в словах. Алан Фернхилл держался увереннее: твердо заявил, что Аннет самой хотелось возлечь с Ральфом, и любовники велели ему удалиться, пока они будут познавать друг друга на берегу ручья, – но присяжные не поверили и ему, это Ральф видел по их лицам. Он даже заскучал от долгого разбирательства. Скорее бы все закончилось, и его судьба была решена.

Когда Алан шагнул обратно в толпу, Ральф вдруг осознал, что рядом с ним появился какой-то человек. Ему на ухо проговорили:

– Слушайте внимательно.