Мир без конца

Как и многие другие, он, очевидно, истово следовал своему совету. Десятки людей уже набрались как следует. Мерфин продрался через толпу. Кто-то бил в барабан, другие плясали. Он увидел кружок мужчин и заглянул им через плечи, желая узнать, что происходит. На столе лежала животом вниз совершенно пьяная женщина лет двадцати, а какой-то мужчина пристроился к ней сзади; остальные явно ждали своей очереди. Мерфин с отвращением отвернулся. Сбоку за пустыми бочками он краем глаза заметил богатого торговца лошадьми Оззи-барышника на коленях перед молодым мужчиной. Это было богопротивно и каралось смертью, но никто не обращал внимания. Оззи, женатый человек и член приходской гильдии, перехватил взгляд Мерфина, но не остановился, а зачмокал губами с еще большим рвением, словно его возбуждало, что за ним наблюдают. Мерфин изумленно покачал головой. У входа в таверну стоял стол с остатками еды: жареными окороками, копченой рыбой, пудингами и сыром. Собака забралась на стол и грызла окорок. Рядом кто-то блевал в миску с похлебкой. За дверью на большом деревянном стуле восседал трактирщик Дэви с огромным кубком вина в руках. Он кашлял и чихал, из носа у него текла характерная струйка крови, но Дэви весело подбадривал бражников, будто хотел упиться до смерти, прежде чем его заберет чума.

Мерфин сдержал рвотный позыв, развернулся и пошел обратно в аббатство.

К его удивлению, Керис поднялась с постели и оделась.

– Мне лучше. Думаю завтра вернуться к работе. – Заметив его недоверчивый взгляд, она добавила: – Сестра Уна говорит, что мне можно.

– Если слушаешься других, значит, еще нельзя, – возразил Мерфин, и Керис рассмеялась. На глаза Мерфина навернулись слезы. Он не слышал ее смеха две недели, на протяжении которых, бывало, сомневался, услышит ли его когда-нибудь снова.

– Где ты был?

Мерфин рассказал о прогулке по городу и отвратительных сценах, очевидцем которых стал.

– Конечно, каждого можно понять, – прибавил он. – Мне просто интересно, что они будут делать дальше, когда падут все запреты. Примутся убивать друг друга?

Поваренок принес ужин. Керис осторожно попробовала луковый суп. Долгое время ей становилось плохо от любой еды, однако этот суп пришелся по вкусу и настоятельница съела всю миску.

Когда со стола убрали, Керис проговорила:

– Во время болезни я много думала о смерти.

– Ты вроде не просила позвать священника.

– Вела я себя хорошо или скверно, не думаю, что Господа можно одурачить раскаянием на смертном одре.

– Так о чем же ты думала?

– Я спрашивала себя, о чем по-настоящему жалею.

– И что?

– Я жалею о многом. У меня плохие отношения с сестрой. Нет детей. Я потеряла алый плащ, который отец подарил матери в день ее смерти.

– Как ты его потеряла?

– Мне не разрешили взять его сюда. Не знаю, куда он делся.

– А о чем жалеешь больше всего?

– Это просто. Я не построила новый госпиталь и слишком мало времени проводила с тобой.

Мерфин выгнул бровь.

– Ну, второе легко поправить.

– Знаю.

– А монахини?

– Всем наплевать. Сам видишь, что творится в городе. Монастырь слишком занят умирающими, чтобы поднимать шум из-за нарушения правил. Джоана и Уна каждую ночь ложатся вместе в одной из комнат наверху. Это уже не важно.

Мерфин нахмурился.

– Странно, что они занимаются этим и все-таки ходят посреди ночи на церковные службы. Разве такое сочетается?

– Послушай, в Евангелии от Луки говорится: «У кого две одежды, тот дай неимущему»[84]. Как, по-твоему, сочетается это с епископом Ширинга, у которого сундук битком набит дорогущими нарядами? Каждый берет из учения Церкви то, что ему нравится, и закрывает глаза на неудобные места.

– А ты?

– И я тоже, только я поступаю честно, поэтому собираюсь жить с тобою как жена, а если кто-нибудь начнет задавать вопросы, то я отвечу, что настали странные времена. – Керис встала, подошла к двери и задвинула засов. – Ты спал здесь две недели. Я тебя не выпущу.

– Не нужно запирать. – Мерфин рассмеялся. – Я остаюсь добровольно.

Он обнял ее.

– Тилли нам тогда помешала, – сказала Керис.

– У тебя был жар.

– Не скажу, что он остыл.

– Начнем с того места, где остановились?

– Может, сначала ляжем в постель?

– Давай.

Взявшись за руки, они поднялись по лестнице.

71

Ральф со своими людьми прятался в лесу севернее Кингсбриджа. Стоял май, темнело довольно поздно. Когда наступила ночь, Ральф позволил остальным вздремнуть, а сам сидел и наблюдал.

С ним были Алан Фернхилл и четверо бывших воинов короля, не сумевших найти себе место в мирной жизни. Алан нанял их в таверне «Красный лев» в Глостере. Они не знали, кто такой Ральф, и ни разу не видели его при дневном свете. Такие люди делают что велят, возьмут деньги и не станут задавать лишних вопросов.

Ральф не спал, мимоходом отмечая время, как делал во Франции. Там он обнаружил, что, если старательно отсчитывать часы, обязательно ошибешься, а если просто угадывать, то всегда получается правильно. Монахи использовали для этих целей свечи с отметками, означающими часы, или песочные часы с песком или водой, стекающими в узкую воронку, но у Ральфа в голове имелась собственная мерка.