Мир без конца

Ральф открыл дверь и с Тилли на бедре вышел в дормиторий.

Помещение теперь освещали лампы, принесенные монахинями. В дальнем конце комнаты Алан приставил нож к горлу одной из сестер. Двое подельников стояли у него за спиной. Еще двое караулили у подножия лестницы.

– Слушайте меня, – произнес Ральф, и Тилли судорожно задергалась, узнав голос мужа. Но это было не важно, пока Ральфа не опознал никто другой.

Перепуганные монахини молчали.

– Кто тут казначей?

Ответа не было.

Ральф приставил острие ножа к горлу Тилли. Та забилась, но ей было попросту не вырваться из его крепкой хватки. «Может, зарезать ее, и пропади все пропадом», – думал он, однако медлил. Ему доводилось убивать многих, в том числе женщин, но вдруг отчего-то стало жутко вонзать нож в теплое тело той, кого он обнимал, целовал, кем обладал, матери его сына.

К тому же будет правильнее и действеннее прикончить кого-то из сестер.

Ральф кивнул Алану.

Одним ловким движением тот вскрыл горло монахине, которую держал. На пол хлынула кровь.

Кто-то завопил.

Этот вопль – не крик, не визг, а именно вопль, пронизанный смертным страхом, способный разбудить и мертвого – длился до тех пор, пока один из наемников не ударил вопившую дубиной по голове. Монахиня без чувств повалилась навзничь. По щеке у нее потекла кровь.

Ральф повторил вопрос:

– Кто тут казначей?

* * *

Мерфин ненадолго проснулся, когда зазвонил колокол на утреню и Керис выскользнула из постели. Как обычно, он повернулся на другой бок и вновь задремал, а потому, когда она вернулась, ему почудилось, что минуло всего несколько минут. Керис озябла, Мерфин привлек ее к себе и крепко обнял. В такие мгновения они частенько засыпали не сразу, болтали и любили друг друга, прежде чем возвратиться ко сну. Мерфин очень любил это время.

Керис прижалась к нему, ее груди словно растеклись по его грудной клетке. Мерфин поцеловал ее в лоб, а когда она согрелась, положил руку ей между бедер и ласково погладил поросль волос в паху.

Но Керис тянуло поговорить.

– Ты слышал вчерашние слухи? Будто бы к северу от города в лесу опять появились разбойники.

– Не верится.

– Ну, не знаю. Городская стена с той стороны почти разрушена.

– Кто сейчас грабить-то будет? Сейчас любой может просто взять, что захочет. Если мясо нужно, в полях бродят тысячи бесхозных овец и коров, за которыми никто не следит.

– То-то и странно.

– Нынче воровать все равно что перегнуться через ограду подышать соседским воздухом.

Керис вздохнула.

– Три месяца назад я думала, что эта жуткая чума закончилась.

– Сколько еще человек мы потеряли?

– С Пасхи похоронили тысячу.

Мерфин прикинул, что сам насчитал приблизительно столько же.

– Болтают, что в других городах ничуть не лучше.

Ее волосы скользнули по его плечу, когда Керис кивнула в темноте.

– Сдается мне, вымерло с четверть всей Англии.

– И больше половины священников.

– Ну да, они ведь постоянно на людях. Когда кругом больные, рано или поздно заболеешь сам.

– Значит, половина церквей закрыта.

– По-моему, это к лучшему. Скопления людей, как ничто другое, способствуют распространению чумы.

– При этом многие прихожане позабыли о вере.

Керис явно не считала это важным.

– Зато теперь они, быть может, откажутся от заклинаний и начнут ценить настоящие лекарства.

– Тебе легко говорить, но простому человеку трудно отличить настоящее лекарство от шарлатанского.

– Я назову тебе четыре правила.

Мерфин усмехнулся: вечно у нее какие-то списки.

– Давай.

– Первое: если имеется десяток лекарств от одной болезни, можешь быть уверен, что ни одно из них не поможет.

– Почему?

– Если бы помогало хоть одно, про остальные бы все забыли.

– Логично.

– Второе: если лекарство противное, это вовсе не означает, что оно принесет пользу. Сырые мозги жаворонка не исцелят боль в горле, даже если тебя от них вывернет наизнанку, а вот кружка горячей воды с медом успокоит горло.

– Полезное знание.

– Третье: еще никому не помогали человеческие и животные испражнения. Обычно от них только хуже.

– Приятно слышать.

– Наконец, четвертое: если лекарство подобно болезни – скажем, надо обложиться крапчатыми перьями дроздов против оспы или пить желтую овечью мочу от желтухи, – скорее всего это домыслы и вздор.

– Тебе стоило бы написать книгу.

Керис презрительно фыркнула:

– Университеты предпочитают древнегреческие сочинения.

– Я имел в виду книгу не для студентов, а для таких, как ты: для монахинь, повитух, цирюльников, знахарок.

– Знахарки и повитухи не умеют читать.

– Кто-то умеет, другие найдут тех, кто им прочтет.

– Полагаю, все хотели бы иметь книжечку, которая научила бы бороться с чумой.

Керис задумалась над собственными словами.

Внезапно ночную тишину прорезал крик.

– Что это? – спросил Мерфин.

– Как будто сова поймала землеройку.

– Нет, не похоже. – Мерфин встал с постели.

* * *

Одна из монахинь, молодая – как почти все нынешние сестры, – черноволосая и голубоглазая, выступила вперед и обратилась к Ральфу:

– Пожалуйста, не трогайте Тилли. Я сестра Джоана, казначей обители. Мы отдадим все, что вы хотите. Не творите насилия, умоляю.