Уна оттянула вниз ворот балахона настоятельницы. Мерфину Керис показалась очень хрупкой и уязвимой в этом положении, с обнаженной грудью. По счастью, ни на груди, ни на плечах не нашлось жуткой лилово-черной сыпи. Сестра Уна поправила ворот и проверила ноздри Керис.
– Кровотечения нет. – Она помолчала, задумчиво пощупала запястье настоятельницы, потом взглянула на Мерфина. – Скорее всего это не чума, но настоятельница серьезно больна. У нее жар, сердце колотится, дыхание неровное. Отнесите ее наверх, уложите и омойте лицо розовой водой. Ухаживать за ней нужно в маске и мыть руки так, словно это чума. Вас тоже касается. – Она подала олдермену полотняную тряпку.
Повязывая маску, Мерфин глотал слезы, бежавшие по щекам. Он отнес Керис наверх, положил на тюфяк в спальне и поправил одежду. Монахини принесли розовую воду и уксус. Мерфин передал им распоряжения Керис насчет Тилли, и сестры отвели юную мать с ребенком в трапезную. Мерфин же сел рядом с Керис, протер ей лоб и щеки тряпкой, смоченной в пахучей жидкости, и взмолился небесам, чтобы она пришла в себя.
Его молитвы были услышаны. Керис открыла глаза, удивленно нахмурилась, огляделась и встревоженно спросила:
– Что случилось?
– Ты потеряла сознание.
Она попыталась сесть.
– Лежи спокойно. Ты больна. Скорее всего это не чума, но все равно что-то серьезное.
Видимо, у настоятельницы не было сил сопротивляться. Она откинулась на подушку и не стала спорить.
– Я просто часок отдохну.
Она провела в постели две недели.
Через три дня белки ее глаз сделались оттенка горчицы, и сестра Уна определила желтуху. Монахиня приготовила травяной настой с медом, который Керис пила горячим три раза в день. Жар спал, но слабость не отступала. Настоятельница каждый день с тревогой расспрашивала о Тилли, и Уна отвечала на ее вопросы, но отказывалась обсуждать дела монастыря, чтобы не утомлять больную. А та из-за слабости не настаивала.
Мерфин не покидал дворец приора. Днем сидел внизу, достаточно близко к спальне, чтобы услышать, если Керис позовет, и работники приходили к нему за указаниями относительно домов, которые ставили или, наоборот, сносили. По ночам он ложился на тюфяк возле Керис и спал чутко, пробуждаясь всякий раз, когда менялось ее дыхание или когда она ворочалась. В соседней комнате спала Лолла.
В конце недели приехал Ральф.
– У меня жена пропала, – сообщил он, входя в зал.
Мерфин отвел глаза от большой шиферной доски, на которой чертил.
– Здравствуй, брат. – «А Ральф растерян, – подумалось ему, – словно не может решить, как воспринять исчезновение Тилли. Любить он ее, разумеется, не любил, но, с другой стороны, какому мужу понравится бегство жены?»
«Между прочим, – сказал себе Мерфин, – я тоже испытываю смешанные чувства». В конце концов он ведь помог спрятать Тилли.
Ральф присел на скамью.
– У тебя не найдется вина? Умираю от жажды.
Мерфин подошел к буфету и налил вина из кувшина в кружку. Ему хотелось сказать, что он понятия не имеет, где Тилли, но чутье подсказывало, что не стоит врать собственному брату, особенно в таком важном вопросе. Кроме того, присутствие Тилли в монастыре было невозможно сохранить в тайне ее видели слишком многие среди сестер, послушниц и служек. «Всегда лучше быть честным, – подумал Мерфин, – если только не при крайних обстоятельствах».
Передавая кружку Ральфу, он сказал:
– Тилли здесь, в женском монастыре, вместе с ребенком.
– Я так и думал. – Ральф поднял кружку левой рукой, показав обрубки трех пальцев, и сделал большой глоток. – Что это ей взбрело в голову?
– Она убежала от тебя.
– Мог бы известить.
– Прости, но я не мог ее выдать. Она боится оставаться с тобой.
– А чего ты ее защищаешь? Я твой брат!
– Я слишком хорошо тебя знаю. Если она напугана, то не без причины.
– Неслыханно. – Ральф попытался притвориться, что возмущен, но вышло не очень убедительно.
Мерфину стало интересно, что брат чувствует на самом деле.
– Монастырь не может прогнать ее. Она попросила убежища.
– Джерри мой сын и наследник. Никто не вправе отнимать его у меня.
– Навсегда, конечно, нет. Если обратишься в суд, я не сомневаюсь, что ты выиграешь дело. Но ты ведь не собираешься отрывать малыша от матери?
– Она вернется с ним.
Пожалуй, Ральф прав. Мерфин задумался, как по-другому убедить брата, когда вошел брат Томас, волоча за собою Алана Фернхилла. Здоровой рукой монах держал Алана за шиворот.
– Он что-то вынюхивал.
– Я просто смотрел, – возразил Алан. – Думал, в монастыре пусто.
– Как видишь, это не так, – ответил Мерфин. – Здесь один монах, шесть послушников и пара десятков сирот.
– Я застал его даже не в мужском монастыре, а во дворе женской обители, – сообщил Томас.
Мерфин нахмурился. Издалека доносилось пение псалмов. Алан все продумал: монахини в соборе на службе шестого часа. В это время почти все монастырские здания пустуют. Значит, он довольно долго мог беспрепятственно шнырять по аббатству.
Не похоже на праздное любопытство.
– По счастью, его увидел поваренок и пришел за мной в церковь, – прибавил Томас.