Как обычно, в госпиталь на острове несли и немногочисленных деревенских, подхвативших чуму. К настоящему времени большинство усвоили, что лекарства от болезни нет, и просто оставляли родных умирать дома, однако изредка встречались невежды и те, кто, вопреки всему, уповал на чудо, якобы посильное для Керис. Больных клали на землю у госпиталя, как мешки с едой у городских ворот. Монахини забирали их по ночам, когда родственники уходили. Порой отдельные счастливчики выходили наружу в добром здравии, но куда чаще больных выносили через задние двери и хоронили на новом кладбище за госпиталем.
В полдень Мерфин пригласил Дэви на обед. За пирогом с кроликом и молодыми бобами юноша признался, что влюблен в дочь старинной соперницы своей матери.
– Не знаю, почему мама ненавидит Аннет, но это их дела. Мы с Амабел тут ни при чем! – В Дэви явно бурлило юношеское возмущение неразумием родителей. Когда Мерфин сочувственно кивнул, он спросил: – Вам тоже родители мешали?
Мерфин призадумался.
– Да. Я хотел стать сквайром и провести жизнь рыцарем в сражениях за короля. Мое сердце чуть не разбилось, когда меня отдали в подмастерья плотнику. Как видишь, в итоге все сложилось неплохо.
Дэви этот ответ нисколько не утешил.
Днем доступ на мост, что вел к городу, перекрыли со стороны острова, после чего открылись городские ворота. Многочисленные носильщики стали забирать оставленную еду и прочие товары.
Медж пока не прислала никакой весточки насчет красителя.
В тот же день к Мерфину пожаловал еще один гость. Ближе к вечеру, когда поток повозок на мосту стал иссякать, появился каноник Клод.
Его друг и покровитель епископ Анри успел сделаться архиепископом Монмутским, но вот нового епископа Кингсбриджа пока не выбрали. Клод, метивший на эту должность, ездил в Лондон повидаться с сэром Грегори Лонгфелло, а теперь возвращался в Монмут, где ему покуда предстояло дальше исполнять обязанности правой руки Анри.
– Королю понравилась готовность Филемона согласиться на обложение клира податями, – говорил Клод за остывшим пирогом и стаканом лучшего гасконского вина Мерфина. – А высшему духовенству пришлась по нраву его проповедь, обличающая вскрытия, и желание построить капеллу Богоматери. С другой стороны, Грегори не любит Филемона: утверждает, что приору нельзя доверять. Если коротко, король отложил выборы – дескать, нельзя выбирать епископа, пока братия Кингсбриджа прячется в обители Святого Иоанна-в-Лесу.
– Король считает, что нет смысла избирать епископа, пока чума не улеглась, а город закрыт? – уточнил Мерфин.
Клод утвердительно кивнул.
– К слову, кое-чего мне удалось добиться. Освободилось место посланника при папском дворе. Этому человеку предстоит перебраться в Авиньон. Я назвал Филемона. По-моему, Лонгфелло заинтересовался – по крайней мере, не отмахнулся сразу.
– Отлично! При мысли, что Филемона ушлют в этакую даль, Мерфин приободрился. Ему хотелось помочь Клоду, но он уже сообщил Грегори, что гильдия поддерживает каноника, и ничего другого сделать не мог.
– Прочие новости, к сожалению, печальные, – продолжал Клод. – По пути в Лондон я заезжал в обитель Святого Иоанна. Анри пока остается приором Кингсбриджа, и велел мне укорить Филемона за оставление города без разрешения. Разумеется, я лишь зря потерял время. Филемон в подражание Керис закрыл обитель и не впустил меня, мы говорили через ворота. Судя по всему, монахов чума пощадила, однако ваш добрый друг брат Томас скончался в силу преклонного возраста. Мои соболезнования.
– Да упокоит Господь его душу, – печально отозвался Мерфин. – Он сильно сдал в последние месяцы. Словно рассудком повредился.
– Смею предположить, что бегство в лесную обитель не пошло ему на пользу.
– Томас помогал мне, когда я был молодым строителем.
– Грустно, что Всевышний нередко забирает хороших людей и оставляет дурных.
Клод уехал на следующее утро.
Мерфин занимался повседневными делами, а потом один из возниц, вернувшийся от городских ворот, передал, что ткачиха Медж ждет на стене и хочет потолковать с Мерфином и Дэви.
– По-вашему, она купит мою марену? – спросил юноша, когда они шли по мосту.
– Надеюсь.
На самом деле Мерфин понятия не имел, что решила Медж. Вот встали они бок о бок перед запертыми воротами и запрокинули головы. Медж перегнулась через стену и крикнула:
– Откуда марена?
– Я ее вырастил, – ответил Дэви.
– А ты кто?
– Дэви из Уигли, сын Вулфрика.
– А, парнишка Гвенды?
– Да, младший.
– Что ж, я проверила твой краситель.
– Он ведь красит, правда? – возбужденно уточнил Дэви.
– Очень слабо. Ты перетирал корни целиком?
– Как же иначе?
– Нужно было снять кожуру перед помолом.
– Я не знал. – Дэви насупился. – Значит, порошок не годится?
– Говорю же, он очень слабый. Я не могу заплатить цену чистого красителя.
Дэви совсем скис, и Мерфину стало его жалко.
– Сколько у тебя получилось? – спросила Медж.
– Еще девять мешков по четыре галлона, – угрюмо ответил юноша.
– Даю полцены: три шиллинга шесть пенсов за галлон. Выйдет по четырнадцать шиллингов за мешок, ровно семь фунтов за десять мешков.