На лице Дэви отразился неподдельный восторг, и Мерфин пожалел, что Керис не видит этой радости.
– Семь фунтов! – повторил юноша.
Подумав, будто он недоволен, Медж прибавила:
– Больше дать не могу, краситель слабоват.
Для Дэви семь фунтов равнялись целому состоянию. Батраку за такие деньги приходилось трудиться несколько лет, даже по нынешним расценкам. Юноша посмотрел на Мерфина.
– Я богач!
Мерфин рассмеялся.
– Не трать все сразу.
На следующий день, в воскресенье, он сходил на утреннюю службу в маленькой церкви Святой Елизаветы Венгерской, покровительницы целителей, затем вернулся домой, взял из садовой хижины крепкую дубовую лопату, пересек мост, миновал предместье и двинулся в лес, навстречу прошлому.
Мерфин старательно вспоминал путь, которым шел тридцать четыре года назад вместе с Керис, Ральфом и Гвендой. Память отказывалась возвращаться. Тропы попадались только звериные, былые побеги превратились в могучие деревья, а давешние дубы рухнули под топорами королевских лесников. Но все-таки, к удивлению Мерфина, встречались знакомые места: журчал родник, у которого вставала на колени, чтобы напиться, десятилетняя Керис; торчала из земли скала, про которую она еще сказала, будто та упала с небес; овражек с болотистым дном, где она тогда испачкала свои башмаки, по-прежнему устрашал крутыми склонами.
Чем дальше заходил Мерфин, тем живее становились его воспоминания. За ними тогда побежал пес Хоп, а за собакой увязалась Гвенда. Было приятно вспоминать, как Керис оценила его детскую шутку, и стало стыдно оттого, что в ее присутствии он опозорился со своим самодельным луком. Вдобавок младший брат легко совладал с оружием…
Лучше всего он помнил именно Керис. В ту пору они были детьми, но Мерфина уже тогда околдовали ее быстрый ум, дерзость и ловкость, с какой она без малейших усилий встала во главе их маленькой компании. Это было не любовью, а своего рода восхищением, близким к любви.
Воспоминания отвлекали, и он сбился с пути. Возникло ощущение, что он забрел в совершенно незнакомые места, но вдруг Мерфин выбрался на поляну – и сразу понял, что пришел куда нужно. Кустарник изрядно разросся, ствол дуба стал толще прежнего, сама поляна весело пестрела летними цветами, которых не было и в помине в ноябре 1327 года. Но сомнений он не испытывал, словно глядел в лицо, которое не видел много лет: оно изменилось, но узнавалось с первого взгляда.
Тогда маленький худой мальчик прятался в кустах от верзилы, продиравшегося сквозь заросли. Изможденный, тяжело дышавший Томас прижался спиной к дубу и обнажил меч и кинжал…
Перед мысленным взором Мерфина встали события того дня. Двое мужчин в желто-зеленых блузах подступают к Томасу и требуют у него письмо. Томас отвлекает их словами, что за ними подсматривают из кустов… Мерфин тогда страшно перепугался и был уверен, что их всех убьют, но десятилетний Ральф убил одного из воинов, выказав смекалку и сноровку, которые столь хорошо послужат ему годы спустя, на войне с французами. Томас разделался со вторым нападавшим, однако получил ранение, которое в конечном счете стоило ему левой руки – вопреки или, возможно, благодаря лечению, предписанному в госпитале Кингсбриджского аббатства. А потом Мерфин помог Томасу закопать письмо.
«Вот здесь, – сказал Томас. – Прямо перед дубом».
Ныне Мерфин знал, что в письме содержалась тайна, опасная тайна, которой боялись очень знатные особы. Эта тайна оберегала Томаса, хотя ему все-таки пришлось просить убежища в монастыре, где он и провел свою жизнь.
«Если услышишь, что я умер, – сказал рыцарь маленькому Мерфину, – пожалуйста, выкопай письмо и передай священнику».
Взрослый Мерфин взялся за лопату и стал копать.
Трудно сказать, чего именно хотел от него рыцарь. Закопанное письмо охраняло Томаса от насильственной смерти, но не от кончины по естественным причинам в возрасте пятидесяти восьми лет. Желал ли рыцарь, ставший монахом, чтобы Мерфин все равно извлек письмо? Станет понятно, когда он выкопает и прочтет. Желание выяснить, о чем говорилось в письме, было непреодолимым.
Память все-таки подвела, и с первого раза Мерфин промахнулся: вырыв яму глубиной в восемнадцать дюймов, осознал свою ошибку. Старая яма уходила в землю всего на фут глубиной, это он помнил точно. Пришлось начинать сначала, взяв на несколько дюймов левее.
На сей раз он угадал. В футе от поверхности лопата наткнулась на что-то мягкое, но плотное. Мерфин отложил лопату и принялся разгребать землю пальцами. Нащупав старую, полусгнившую кожу, осторожно расчистил углубление и достал кошель: тот самый, что много лет назад висел на поясе у Томаса, вытер грязные руки о блузу и развязал кошель.
Внутри лежал мешочек из промасленного сукна, целый и невредимый. Мерфин ослабил завязки и, сунув пальцы внутрь, вытащил пергаментный свиток, запечатанный восковой печатью.
Он старался действовать осторожно, однако печать раскрошилась от легкого прикосновения. Мерфин медленно развернул свиток. Тот пролежал в земле тридцать четыре года, но сохранился на удивление хорошо.