Сам Мерфин искал дочь в Ширинге, Бристоле и Мелкуме, беседовал с владельцами таверн, оставлял каждому словесное описание Лоллы. Все трактирщики повидали немало темноволосых молодых женщин, причем нередко те путешествовали в компании пригожих сорвиголов по имени Джейк, Джек или Джок, но никто не мог с уверенностью сказать, что видел именно Лоллу или слышал это имя.
Некоторые дружки Джейка тоже сгинули без следа, прихватив с собою подружек, но все эти женщины были на пару лет старше Лоллы.
Мерфин сознавал, что дочь могла умереть или погибнуть, но отказывался расставаться с надеждой. Он твердил себе, что Лолла вряд ли заболела чумой. Хворь заново обрушилась на города и деревни, унесла жизни большинства детей младше десяти лет. Но те, кто уцелел после первого нападения чумы, вроде Лоллы и его самого, обладали, по-видимому, некой силой сопротивляться болезни, а в очень редких случаях, как у него, даже выздоравливали – и повторно не заболевали. Впрочем, чума была далеко не единственной опасностью, грозившей шестнадцатилетней беглянке, и по ночам богатое воображение Мерфина рисовало дичайшие картины того, что могло произойти с Лоллой.
Одним из городов, не поддавшихся чуме, оказался Кингсбридж. В старом городе болезнь поразила в худшем случае каждый сотый дом, насколько усвоил Мерфин из бесед Медж, с которой перекрикивался через городские ворота; она исполняла обязанности олдермена в городе, а Мерфин ведал делами снаружи. В предместьях Кингсбриджа и в окрестных поселениях заболевал каждый пятый. Оставалось лишь гадать, помогли меры Керис справиться с чумой или всего-навсего отсрочили ее приход. Задержится ли хворь, преодолеет ли в конце концов преграды, которые ей поставили? Будут ли последствия хвори столь же губительными, как в прошлый раз? Ответы на все эти вопросы станут известны только спустя месяцы, если не годы.
Мерфин вздохнул и встал с постели. Жену он не видел с тех пор, как закрыли город. Керис жила в госпитале, недалеко от дома Мерфина, но не могла покинуть стен лечебницы. Туда впускали всех, а вот не выпускали никого. Керис сама решила, что ей перестанут верить, если она не будет трудиться плечом к плечу с монахинями, и потому застряла в госпитале.
Да, он провел в разлуке с ней половину жизни – так ему казалось, но от этого было не легче. Наоборот, в зрелые годы его тянуло к ней куда сильнее, чем в молодости.
Экономка Эм встала раньше хозяина и свежевала на кухне кроликов. Мерфин съел кусок хлеба, выпил немного слабого пива и вышел из дома.
Дорогу через остров уже запрудили крестьянские повозки со снедью. Олдермен и его помощники договаривались с каждым возницей в отдельности. Проще всего было с теми, кто доставлял обычную еду по оговоренным ценам: их отправляли через второй мост к городским воротам, там они выгружали снедь и по возвращении на остров получали свои деньги. С теми, кто привозил свежие овощи и фрукты, приходилось договариваться о цене, прежде чем позволить разгрузку. На некоторые товары сделки заключались заблаговременно, еще когда делали заказ: на шкуры для кожевников, на камни для каменщиков, которые вернулись к строительству шпиля по настоянию епископа Анри, на серебро для ювелиров, на железо, сталь, коноплю и дерево для городских мастерских, которые продолжали работать, пусть и оказались временно отрезанными от большинства покупателей. Кроме того, случались единичные поставки, по поводу которых следовало всякий раз вести переговоры с горожанами. Сегодня, к примеру, явился торговец итальянской парчой, желавший продать свой товар одному из городских портных, еще пригнали на бойню годовалого бычка – и пришел Дэви из Уигли.
Мерфин выслушал его историю. Он не мог не восхищаться этим предприимчивым парнем, который купил семена марены и вырастил дорогостоящее сырье для красителя. Его нисколько не удивило, что Ральф пытался погубить посадки. Подобно большинству знати, Ральф презирал все, что имело отношение к ремеслам и торговле. Однако Дэви выказал не только смекалку, но и волю: не бросил свою затею и даже заплатил мельнику, чтобы тот перетер корни марены в порошок.
– Когда мельник потом мыл жернова, его собака отпила немного воды, – рассказывал Дэви, – и неделю после этого мочилась красным, так что краситель вроде действует.
Он прикатил на остров тачку, груженную старыми мешками из-под муки, и каждый мешок был битком набит краппом, красителем из марены.
Мерфин велел Дэви захватить один мешок и отнести к городским воротам. Когда добрались туда, он окликнул часового. Тот взобрался на стену с другой стороны.
– Это мешок для ткачихи Медж! – крикнул Мерфин. – Проследи, чтобы она получила его прямо в руки, хорошо?
– Конечно, олдермен.