Мир госпожи Малиновской

Однако в назначенный день он с утра был неспокоен. Естественно, решил пойти к ней – собственно, он ни секунды не колебался. Напротив, опасался, что не застанет ее дома, что она просто забыла о позавчерашнем капризе.

Однако она не забыла: лакей сразу объявил, что мадемуазель в салоне и ждет господина директора.

– А госпожа? – с невольной хитрецой переспросил Малиновский.

– Госпожа нынче утром выехала в Ниццу.

«Ага, – подумал Малиновский, – значит, это и правда что-то интимное. Но не слишком серьезное, поскольку лакей тут!..»

Так или иначе, но он был доволен, что пришел. Ему казалось, что Сименецкие сторонятся его и не собираются сближаться. Он был тут с Богной несколько раз, но одного его пригласили впервые.

Лола сидела в большом кресле в нише огромного зала и читала. На ней было скромное платье из серой шерсти с белым воротничком, застегнутым под самым горлом. Выглядела она почти как институтка. Прикрывая колени, платье все же демонстрировало по-настоящему красивые ноги.

– Мое почтение. – Малиновский как можно небрежнее поклонился. – Кажется, я пунктуален.

– Спасибо. – Она лениво поднялась и подала ему руку. – Пойдемте.

– Ваша уважаемая мамочка, говорят, выехала за границу? – спросил он.

– Отчего вы так забавно говорите: «уважаемая мамочка»?

Они оказались в небольшой комнатке, где стояли софа, изящный письменный столик и несколько полок с книгами.

– Собственно, – произнесла она словно в сомнении, – мы кузены…

Он покраснел и неуверенно засмеялся.

– И правда…

– Можем позволить себе немного больше… доверительности. А то ведем себя слишком официально. Например… например, мы могли бы поцеловаться.

Малиновский широко раскрыл глаза. Выражение лица мадемуазель Сименецкой нисколько не изменилось, она все так же улыбалась ему, внимательная и равнодушная. Только во всей ее фигуре неуловимо проявилось некое недовольство или беспокойство.

Малиновский сглотнул слюну и выдавил:

– Но… я не допускал… с радостью…

Она искусственно засмеялась, приблизилась к нему и сказала:

– Итак?!..

Он прекрасно понял, что должен ее поцеловать, что она сама желает того же, что проволочка опозорит его перед ней, и все же не мог отважиться, хотя в отваге тут потребности не было.

– Вы удивительно несмелы, – произнесла она кивнув.

– Я удивлен… Не ожидал такого…

– Такого счастья? – закончила она. – Ну?!

Он чуть наклонился к ней с намерением поцеловать в щеку, чувствуя при этом, что действует неумело, но Лола отклонила голову и произнесла:

– Не так.

Прежде чем он успел что-либо понять, она обняла его одной рукой за шею, вторую уперла ему в грудь и прижалась губами к его губам.

Дальше сохранять родственную дистанцию уже не представлялось ему возможным. Малиновский крепко обнял Лолу и принялся целовать ее в глаза, волосы, губы.

Теперь он знал, что делает это правильно. Неловкость исчезла вместе с робостью.

Зато она почти повисла на его руках, и, если бы не глаза, серые таинственные глаза, которые все еще внимательно вглядывались в его лицо, он подумал бы, что она без сознания.

Продолжалось все несколько минут, потом она выскользнула из его объятий и сказала:

– Погодите.

Она вышла, и ее не было довольно долго. Малиновский сел, поправил галстук, снял с рукава нитку. Ждал.

«Странная она, – думал Малиновский. – Она что, влюбилась в меня?»

Он все еще ощущал прикосновение ее холодных губ и терялся в догадках, чем все это закончится.

Ее шагов он не услышал: пол был покрыт толстыми коврами (один такой мог стоить и десять тысяч – персидский!), двери тоже не предостерегли его, поскольку в длинной анфиладе все они были раскрыты.

Она появилась вдруг в красном, как кровь, халате и в красных туфельках на высоких каблуках, над которыми виднелись ничем не прикрытые розовые пятки.

«Да она голая, – подумал он. – Под этим халатом на ней нет ничего».

Теперь все поняв, он слегка зарделся. Хотел встать, но она уселась рядом и легонько его придержала, при этом красный шелк раскрылся, обнажая груди: маленькие, твердые, чуть порозовевшие…

Он хотел сказать, что стоит быть осторожными: двери тут нараспашку, и слуги могут войти, – но ситуация была такого рода, что лучше промолчать. Следовало целовать ее, и Малиновский принялся целовать. Халат соскользнул с ее плеч, с коленей, и она теперь лежала перед ним совершенно нагая: прекрасное тело, кожа цвета слоновой кости.

– Раздевайтесь же, – произнесла она спокойно.

– А сюда никто… не войдет? – спросил он, задыхаясь, и в голове его мелькнуло опасение, нет ли тут какой-то ловушки.

– А вы боитесь? – спросила она.

– О чем вы! Я беспокоюсь о вас.

– Вы теряете время, – заметила она спокойно.