Мир и война в жизни нашей семьи

И вот что нам Лена рассказала. Оказывается, несут убитого немцами молодого литовца – сына богатого хозяина того хутора, куда направляется толпа. Откликаясь на призыв немцев не оказывать никакого содействия советским войскам, а вылавливать красноармейцев, несколько литовцев – сынков богатых хуторян – достали где-то оружие и начали расстреливать бежавших красноармейцев. Вчера вечером они решили пойти в лес: видели, что туда побежали красноармейцы. Лес они знали хорошо и стали искать в нем красноармейцев. Вдруг в лесу на дороге показались немцы на двух мотоциклах с колясками. Литовцы, видя немцев, вышли из укрытия. Хотели им представиться и похвалиться, что помогают немецкой армии. Литовцы были в гражданской одежде и с разным вооружением: у кого винтовка, у некоторых обрезы. Немцы остановились, вскинули автоматы и кричат: «Хенде хох! Вер ист партизан?» Литовцы отвечают: «Я, я партизан. – Да, да… Мы ловим русских партизан». И тогда раздалась автоматная очередь по литовцам. Их было пять человек, и они сразу все упали. Немцы, видя, что ответных выстрелов нет, больше стрелять не стали, а сели на мотоциклы и уехали. Из пяти литовцев один был убит наповал, двое ранены, а двое остались невредимы и упали с перепугу. Раненые и невредимые долго не поднимали головы. Увидев, что немцев нет, они встали, побросали свое оружие и побежали домой. Убитый остался на месте. Лишь только сегодня утром эти вояки сказали родственникам убитого литовца, что он лежит в лесу. И вот сейчас его несут домой.

К лесу мы не стали подходить. Пошли прямо, полевой дорогой по открытому пространству. Хутора в стороне от дороги. Идем быстро. Глухие далекие взрывы раздаются слева и справа. Идем часа четыре. Начали уставать. И вот видим: вдали по дороге, перпендикулярно нашему пути, движется колонна автомашин. Расстояние примерно километра два. Мы стали приглядываться и видим на бортах некоторых машин красные полотнища. Мы обрадовались: «Наши!» Усталость прошла, и мы пошли быстрее. Колонна бесконечным потоком движется. Мы идем быстрее и быстрее. У нас поднялось настроение, мы повеселели. Наконец-то будем со своими. Не успели мы помечтать о своем будущем, как вдруг я четко разглядел на красных полотнищах черную свастику. За мной и все остальные разглядели этого страшного паука, которого мы раньше видели только на карикатурных плакатах. Всех нас обуял страх. Мы остановились как вкопанные: «Вот теперь всё! Это конец!». Всё опустилось. Сели. Хотя машины и далеко, но они впереди. Куда же теперь идти? Если впереди немцы, то и сзади они, они ведь оттуда и пошли. Что же делать? Сидим. Не можем же мы тут долго сидеть. Надо что-то предпринимать.

Колонна прошла. И решили мы всё-таки идти вперед. Нам бы только пересечь дорогу, а там, может быть, и наши близко. Гадаем, предполагаем, но ничего не знаем. Неизвестность хуже всего угнетает. Может, идем к своей погибели, но сидеть и ждать нельзя. Ничего мы не высидим. Надо идти к какой-то определенности. Идем. Не знаем, куда идем: к свободе или к погибели?

Вдруг видим: навстречу нам едут два мотоцикла. Значит, нас заметили. Теперь конец! Если узнают, что мы русские, то тут же расстреляют. Но как можно узнать о человеке, кто он? По документам. А у нас при себе советские паспорта. И сразу сработала мысль, что, конечно, они нас расстреляют и заберут себе наши документы: они им пригодятся. Знали мы по кино, как к нам проникали шпионы с фальшивыми паспортами, а тут подлинные документы. Мы сразу решили: нас уничтожат, но нельзя, чтобы с нашими документами кто-то вредил не только нашему советскому народу, но и непосредственно нашим родным. Мысль работала мгновенно и сумбурно, но основное: нельзя допустить, чтобы нашими документами воспользовались фашисты. Решили все документы сжечь. Торопимся, дрожим. Собрали паспорта, детские метрики. У меня еще кандидатская карточка, военный билет. Вера говорит: «Может быть, детские-то метрики не надо сжигать?». Ну, какие же метрики нужны мертвым?! Всё, всё сжигать! Метрики-то советские!

Зашел я за кусты, сложил документы в кучечку и поджег. Документы сгорели быстро. Пепел я присыпал землей. Теперь мы никто!