Мир и война в жизни нашей семьи

Минут через 15 выехали из леса. Справа и слева от дороги чистое поле. В поле растет вроде бы свекла. Дорога неширокая. Только-только могут разъехаться две повозки. Полотно дороги ровное, без выбоин и колдобин, гравийное. С одной и другой стороны кюветы. За кюветами через равномерные промежутки растут фруктовые деревья разных пород (яблони, груши) и какие-то кустарники с ягодами, похожими на черешню, но не черешня, а немного покрупнее. Вдали прямо в створе дороги видна кирка. Въезжаем в поселок. Слева стоит полуразвалившийся деревянный домик. Из окна выглядывает старушка. Рядом с домом повалившаяся изгородь. Я почему-то думал, что в Германии таких построек не встречу. Отто заметил, что я посмотрел с каким-то удивлением на дом, и сказал: «Люмпен». Затем пошли дома получше. Но я не сказал бы, что лучше наших подмосковных домов. У одного из домов в 3 окошка Отто остановился и указал нам, чтобы мы выгружались и заходили в этот дом.

Дом состоял из одной комнаты. Вблизи двери стоит печка с плитой на две конфорки. Справа в перпендикулярной к двери стене два небольших окошка. У окон стоит стол. У противоположной стены за печкой кровать, покрытая дерюжной накидкой. На кровати валяется какое-то платье. Справа от двери на вбитых в стену больших гвоздях висят ватный пиджак и плисовая жакетка. Под кроватью видны пара мужских полуботинок и женские туфли со слегка стоптанными каблуками, виден также бок потрепанного дерматинового чемодана среднего размера. Посредине комнаты висит электрическая лампа с самодельным бумажным абажуром.

Отто вошел с нами. Показал, что мы можем располагаться у противоположной от двери стены. Затем жестами показал мне, чтобы я вышел из дома, и повел меня за дом. За домом был навес, где лежало небольшое количество наколотых дров и стояли в углу навеса доски. Отто мне показал, что я могу из этих досок устроить для семьи что-то наподобие кровати. Затем из разговора и жестов я понял, что я куда-то сейчас ненадолго должен поехать с Отто. Я крикнул Вере, что немец куда-то меня повезет, к какому-то начальству, и что я скоро вернусь.

Поехали мы с Отто дальше. Едем, как по улице русской деревни. Слева и справа небольшие домишки в два-три и самое большее четыре окна, обращенных на улицу, с небольшими надворными постройками, с небольшими палисадниками. Кое у кого по одной-две яблони и какие-то кустарники типа вишни. Через 7–8 домов слева появилась кирка (церковь), но не как у нас златоглавая, а шпилеобразная и покрашенная обычной масляной краской темного цвета. При кирке небольшое кладбище. Справа по улице, немного не доезжая до кирки, на расстоянии метров 10 от проезжей части стоит какая-то одноэтажная постройка с маленькими оконцами, крытая соломой, – то ли коровник, то ли курятник. За киркой улицу пересекает перпендикулярно другая улица, и на перекрестке указатели показывают – влево «Гольнов», вправо – «Наугард».

Мы повернули налево, и нам теперь уже справа открылась площадь метров примерно 50 на 50. Площадь окаймлена с двух сторон улицами. На противоположных им сторонах постройки. На стороне, примыкающей к Гольновской улице стоит двухэтажный кирпичный дом. Типа помещичьего. Старой постройки. С кирпичной кладкой оконных наличников, с арочным перекрытием оконных проемов. С другой стороны – постройки сарайного типа. Стены из деревянного каркаса с заборкой промежутков из кирпича. Толщина стен в полкирпича. Кровля как у дома, так и у сараев черепичная. Перед домом растет несколько небольших деревцев, а перед входной дверью в дом стоят два – метра по 2,5 – деревца в кадках. Как потом выяснилось, это был лавр.

Отто повел меня в дом. Поднялись мы на второй этаж. Постучал он в одну дверь. Оттуда раздался скрипучий женский голос: «Я, я!». Отто поздоровался: «Гутен таг!». И стал о чем-то говорить с женщиной. Она сказала: «Их вайе». Затем Отто откланялся, сказал ей и мне: «Ауфвидерзейн» – и вышел. И я оказался один на один с худой высокой старухой лет шестидесяти, в очках, с седыми буклями, одетой в темное платье, с длинными рукавами, с застежками на обшлагах, с высоким воротником. Точно такого вида, как описываются в классических романах классные дамы в дореволюционных гимназиях. С Отто она разговаривала стоя, а когда он ушел, села и позвала меня к столу: «Ком хиер». С большим трудом я понял, что она спросила у меня фамилию и имя. Ей уже известно, что я не один, и спросила состав всей моей семьи, имя и возраст. Я понял, что завтра вместе с теми людьми, с которыми нас поместили, должен в 7 часов идти на работу. Затем она открыла шкаф и вынула оттуда буханку черного хлеба весом примерно 1 кг и пачку маргарина граммов 200 и сказала: «Аллее – цвай таг». Я понял, что это на всю семью на два дня. И сказала мне: «Ауфвидерзейн».