Мир и война в жизни нашей семьи

Как потом мне стало известно, разговаривал я с бухгалтером государственного имения наподобие наших совхозов. В имении имелось около 2000 гектаров земли, небольшое стадо коров, стадо овец, лошадей, наверное, штук 8, свиней около двух десятков, один трактор, один тракторист, рабочих немцев человек 15, в том числе 3 женщины. В поселке (он назывался Шпек) всего не более 25 домов. Помимо рабочих, работающих в имении, в поселке было несколько индивидуальных хозяйств, имеющих в своем пользовании по 1–2 коровы и небольшое количество земли.

Я вышел и пошел обратно. Когда я шел обратно – это было во второй половине дня, я на улице почти никого не видел. Только когда шел мимо коровника, видел там какую-то старуху в обжимке и, уже подходя к дому, двух детей, играющих около одного из домов. Обратил внимание, что дети одеты очень аккуратно и играют они как-то тихо.

Придя в дом, я увидел, что Вера уже прибрала в доме. Помыла пол. Люся и Нина сидят за столом. Ждут меня. Очень кстати я принес хлеб и маргарин. Мы все проголодались и изнервничались по поводу неопределенности нашего положения. Мы оказались пешками в чужой игре. Нас двигали без нашего участия. Все наши мысли и действия сводились в первую очередь к тому, чтобы быть нам вместе. Нас с Верой скрепляла не только любовь друг к другу, но еще больше любовь к детям. Все наши устремления сосредоточены на сохранении их жизни.

На столе стояли чайник и несколько кастрюль. Мы вскипятили в чайнике воду и заварили ее сухими мелко наломанными веточками малины. Кипяток приобрел бледно-розоватую окраску и некоторый запах. В военное время мы лучшей заварки не находили. К вечеру пришли с работы наши соседи. Они оказались молодыми, лет по 26–28, мужем и женой. Представились нам как русские с Украины. Его звать Николай, жену – Наташа. Он ее называл Наткой. Николай рассказал нам об условиях теперешней их жизни, о работе. О здешних порядках. Натка нас восприняла очень неприязненно. Молчала, дулась и ворчала – как же теперь жить в такой тесноте. Николай более доброжелателен. Рассказал о порядках, рассказал, что работать приходится много, а кормежки дают мало, что надо учиться воровать. Воровать следует всё, что можно употребить в пищу. Иначе протянешь с голодухи ноги. Если вы не умеете приспосабливаться, то жизнь научит.

Дети в этот день уснули быстро. Мы же с Верой долго не могли заснуть. За занавеской очень долго ворчала Натка. Спали мы на матрасах, устроенных из бумажных мешков, набитых соломой.

Утром проснулись часов в 6. Натка стала чистить картошку. Николай дал нам немножко картошки. Но у нас не было никакой посуды. Только две металлические кружки. Молодые дали нам одну маленькую кастрюлю. Николай сказал, что надо заводить свою посуду. Я говорю: «А где же ее достать?». Он мне сказал: «Ладно, вечером после работы чего-нибудь сообразим».

И вот я пошел с Николаем и Наткой на работу. Вера с детьми осталась дома. По пути мы зашли в упомянутый мною ранее курятник или коровник. Коровник состоит из четырех обособленных помещений. Мы вошли в дверь, которую я видел с улицы. Над дверью фрамуга. Через фрамугу пробивается с улицы слабый свет. Открыв дверь, мы вошли в коридор шириной около двух метров. В конце коридора кухонный очаг с плитой на четыре конфорки и большим – ведер на 10 – чугунным котлом, вмазанным в печь. Котел покрыт деревянной крышкой. Над плитой и котлом зонт из фанеры для вытяжки пара. При входе в коридор справа и слева двери для входа в жилые помещения. По всей вероятности, здесь был не коровник или курятник, а свинарник, теперь приспособленный для общежития рабочей силы, вывезенной из оккупированных областей.

Мы открыли дверь влево. Помещение размером примерно 4 х 4 м. Свет в помещение попадает из двух окошек, расположенных под потолком. Пол кирпичный. Потолок деревянный, сильно закопченный. Стены когда-то были побелены, но сейчас во многих местах побелка сошла до глины. Посредине помещения стоит длинный узкий стол на четырех не остроганных ножках. Вдоль стола с той и другой стороны стоят две узкие лавки. По углам вдоль всех стен устроены топчаны. В изголовьях под подушками уложены поленья. Над каждым топчаном прибиты ящики-полки, занавешенные газетами. В этом помещении размещались одинокие ребята – поляки Франек, Янек и… Помещение напротив немного больше, и там размещались две польские семьи. Молодые Ядвига и…, старуха, старик с двумя, кажется, внучатами-подростками – парнем лет 16–17 и девушкой. Обстановка и общая картина в этом помещении такая же, что и у холостяков. Лишь кровать молодых занавешена цветастой ситцевой простыней. Осмотревшись, я обнаружил, что за стеной, к которой примыкает кухонный очаг, симметрично осмотренным помещениям расположены такие же три помещения, но только меньшей ширины. Одно помещение, смежное с помещением холостяков, совсем маленькое, не более 5 квадратных метров, а второе – побольше. Метров 12. Между этими помещениями также небольшой кухонный очаг, только без котла, и плита на две конфорки. Оба эти помещения свободны.