Читаем Мир, которого не стало полностью

Свою деятельность я начал в Еврейском литературном обществе. В конце месяца хешвана праздновалось семидесятипятилетие Авраама-Элияху Гаркави. Решили провести публичную лекцию на русском языке про Гаркави и послать юбиляру поздравление на иврите в изящной рамке, написанное красивым почерком. У секретаря организации имелось две обязанности: прочесть лекцию и написать поздравление. Для лекции нужно было разрешение из полиции, и разрешение было получено лишь спустя месяц, во время Хануки. Я решил воспользоваться лекцией о Гаркави, чтобы рассказать широкой общественности о расселении евреев на территории России и показать членам «Литературного общества» пример исторического исследования и анализа источников. Центральной точкой рассказа о Гаркави я сделал три научные дискуссии юбиляра по трем вопросам: история расселения евреев на территории России, переписка рабби Хисдая Ибн-Шапрута{643} с хазарским каганом Иосифом и возникновение караимства. Объединяла эти три темы история про Авраама Фирковича{644}, который раскопал множество древних рукописей и некоторые из них слегка «подправил». И я снова убедился в том, насколько слабо еврейское просвещение: вся эта информация была воспринята как новая, лекцию слушали с необычайным интересом, офицер полиции простоял всю лекцию с открытым ртом, а после лекции аплодировал с таким энтузиазмом, что все оборачивались. Потом подошел ко мне и сказал:

– Никогда не слышал о таких удивительных вещах, а ведь я много занимался историей…

На меня произвели большое впечатление слова госпожи Кулишер, которая порадовалась моему успеху и сказала мне:

– Вы себя страшно наказываете тем, что сидите здесь, в Херсоне, и не пытаетесь выехать за границу. Вы и нас этим тоже наказываете, всех нас…

Но у меня было ощущение, что на нее большее впечатление произвел мой «отличный русский стиль», нежели содержание лекции.

Поздравление для Гаркави я написал рифмованным слогом; в нем были перечислены, сплетены и сотканы по соответствию все опубликованные сочинения Гаркави. Глава организации так торопился отправить поздравление, что я забыл подписать его. Я не обратил на это внимания, и мои друзья сочли это странным. Председатель сказал, что он «торопился» отправить поздравление, чтобы я не тратил на него слишком много времени. Но в 1917 году, когда Общество по распространению просвещения между евреями приобрело библиотеку Гаркави и весь его архив, Гаркави рассказал секретарю организации Каменецкому, что это поздравление дорого ему и взволновало его, потому что оно сочинено его другом детства, Файскером, который вместе с ним в раввинской семинарии в Вильно овладевал еврейской мудростью. Я догадался, что Файскер решил на всякий случай не упоминать мое имя на открытке… И действительно, господин Файскер впитал «еврейскую мудрость» с молоком матери. Об этом свидетельствовала его библиотека, большая и умело подобранная. А поскольку «Литературное общество» собиралось создать в городе еврейскую библиотеку, то поговаривали о щедрости господина Файскера, который пожертвует свою библиотеку обществу, дабы она стала ядром публичной еврейской городской библиотеки. Господин Файскер дал на это свое принципиальное согласие, но нужно было сделать полный список книг, для чего требовался сведущий человек. Он предложил мне потратить часть своего времени на составление каталога библиотеки. Я согласился. И не пожалел об этом. Там было около 1200 книг, из них примерно 800 книг на русском и на немецком и около 400 книг на иврите. И почти все книги – литература о еврействе. Отборная библиотека. Цунц и Грец, Гейгер{645} и Михаэль Закс{646}, Йост{647} и Захария Франкель{648}, Кайзерлинг{649} и Гюдеман, Бахер{650} и Кауфман{651}, а кроме того – многие десятки современных книг с толкованиями и все речи казенных раввинов, изданные на русском языке в течение последних 40 лет XIX века. Собрание уникальное в своем роде. Среди книг я нашел также и брошюры, принадлежащие перу владельца библиотеки. Среди них – воспоминания о визите Моше Монтефиоре в Вильно… в 5606 (1846) году, т. е. 65 лет назад. В результате всех этих переговоров господин Файскер обзавелся составленным мною каталогом своего собрания книг и пообещал перенести его в здание городской библиотеки, дабы создать там отделение еврейской литературы. Если я ничего не путаю, он даже выполнил свое обещание. Мне он подарил две книги в подарок – «Мелицат Йешурун» Шломо Левизона{652} и «Охев гер» Шадаля{653}. Субботними вечерами в его небольшой квартире мы собирались молодежной компанией (большей частью учителя и прочие интересующиеся еврейской литературой и историей) и обсуждали литературные и научные события, а иногда и разные злободневные вопросы. Круг наш был узок. Моя жена говорила, что руководствуется правилом «остерегаться широко открывать дверь, дабы не нужно было потом закрывать ее…» На этих субботних посиделках друзья убеждали меня поехать за границу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Прошлый век

И была любовь в гетто
И была любовь в гетто

Марек Эдельман (ум. 2009) — руководитель восстания в варшавском гетто в 1943 году — выпустил книгу «И была любовь в гетто». Она представляет собой его рассказ (записанный Паулой Савицкой в период с января до ноября 2008 года) о жизни в гетто, о том, что — как он сам говорит — «и там, в нечеловеческих условиях, люди переживали прекрасные минуты». Эдельман считает, что нужно, следуя ветхозаветным заповедям, учить (особенно молодежь) тому, что «зло — это зло, ненависть — зло, а любовь — обязанность». И его книга — такой урок, преподанный в яркой, безыскусной форме и оттого производящий на читателя необыкновенно сильное впечатление.В книгу включено предисловие известного польского писателя Яцека Бохенского, выступление Эдельмана на конференции «Польская память — еврейская память» в июне 1995 года и список упомянутых в книге людей с краткими сведениями о каждом. «Я — уже последний, кто знал этих людей по имени и фамилии, и никто больше, наверно, о них не вспомнит. Нужно, чтобы от них остался какой-то след».

Марек Эдельман

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву
Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву

У автора этих мемуаров, Леи Трахтман-Палхан, необычная судьба. В 1922 году, девятилетней девочкой родители привезли ее из украинского местечка Соколивка в «маленький Тель-Авив» подмандатной Палестины. А когда ей не исполнилось и восемнадцати, британцы выслали ее в СССР за подпольную коммунистическую деятельность. Только через сорок лет, в 1971 году, Лея с мужем и сыном вернулась, наконец, в Израиль.Воспоминания интересны, прежде всего, феноменальной памятью мемуаристки, сохранившей множество имен и событий, бытовых деталей, мелочей, через которые только и можно понять прошлую жизнь. Впервые мемуары были опубликованы на иврите двумя книжками: «От маленького Тель-Авива до Москвы» (1989) и «Сорок лет жизни израильтянки в Советском Союзе» (1996).

Лея Трахтман-Палхан

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное