Мир, который без меня. (Альтернативный гей-роман).Книга 3.

— „Не думаю, что я понимаю его полностью, потому что мне кажется, что его и нельзя полностью понять. У него очень много проблем. Ему очень много проблем приходится решать, или убеждать себя, что он их решает, или иметь дело с тем фактом, что он уже убедил себя, будто он их решил. И это поведение сумасшедшего человека. Выхода нет. Что бы он не делал, это, вроде как, обречено, верно? Я думаю, у Макгрегори еще долго будет разбито сердце, так? Нет, не расстраивайтесь! В этом суть истории. Он всегда будет вести себя, как будто ему плевать. Но я думаю, ему не все равно. Очень даже. Думаю, он станет таким раздавленным романтичным извращенцем“, если не поймет этого.

— Еще вопрос. Как вы думаете, что отличает Конти от других, что привлекло внимание Рея Макгрегори, или это только благодарность?

— „Я считаю, и это может прозвучать грубо и ужасно, но это правда — это просто случилось в нужном месте в нужное время. Плюс нужные наркотики, нужная выпивка. И он обернулся и увидел его. Бум! Но в нем, естественно, что-то такое творилось, внутри. Довольно сильный контрапункт, о котором он не имел ни малейшего представления, когда выбрал его“, ну, вы понимаете? „Но у него было что-то в голове и сердце, что начало притягивать“ Рея позже. „Ты что-то схватил, а там крючок, и ты не можешь отделаться, просто взять и отбросить это“.

Проклятый Сноу! Говорит серьезно, а сам, словно потешается. Постиг суть вещей! Докопался! Кто-то, словно тянет за этот крючок, и Рой чувствует, как он поворачивается в плоти. Обоюдоострый, с заточенным наконечником. И Энди чувствует, только улыбается. Хорошо, черт возьми, что он есть. Удержал. Не дал соскочить и разбиться…

Прерия. Мудрые старые пески. Она ждала. Терпеливо и молча. Энди чувствует, ощущает ее дыхание. Размеренное. Глубокое. Что стало с его жизнью? Не песок уже. Пыль. Тяжелая. Намокшая. Степь позволяет думать. Снимает покрова, оголяя суть. Поворачивает ее, словно проецирует в трехмерном изображении, раскрывает, являя голую сердцевину. И парень думает. Нет, не думает. Не до того. Просто чувствует, и чувства громоздятся, валятся бесформенной кучей. Думать не получается, потому что все забито обидой. Он не осознал еще, не понял, где он. Надежда — страшнейшая из категорий. Она искажает реальность, заставляет не понимать, что есть черты, которые можно переступить лишь в одном направлении. Это, когда уже не будет. Уже. Не. Будет.

Парню не было жаль себя, ему было жаль надежду, которую он вынашивал, как ребенка в утробе своей души. Теперь он мертв, но Энди еще не осознал это, и его материнская суть вопит о невосполнимой утрате. Надежда мертва, но он не готов принять, потому и не решается похоронить. Природа хнычет, брызжет моросящим дождем, словно пытается удержать слезы, а Энди не пытается. Они текут по щекам, и душа сжимается, лишаясь влаги. Степь молчит. Мудрая, она позволяет ему плакать. Пусть текут, иначе, оставшись внутри, они взорвут ему сердце.

Вечереет. Выцветает день, и наступает бесконечность. Мрак наползает чистильщиком, запрограммированным роботом с металлическими щетками. Сейчас сотрет картинку, соскребет шелуху, оставив дрожащую суть. Прохлада шершавым кошачьим языком вылизывает кожу, вздыбливая волоски, и они восстают антенками, словно готовятся уловить приближение чужака.

Парень сидит, обхватив колени и зарывшись лицом в скрещенные руки. Он опять один во всем этом мире. Только он и прерия, и она разговаривает с ним.

— Грея, — почти вслух заскулил Энди. — Что мне делать?

— Посмотри-и-и-и други-и-и-ми глазами-и-и-и, — парень так явно слышит ответ, словно кто-то шепчет слова на ухо.

— Не могу. Мне страшно.